Изменить размер шрифта - +

     А Петр Хрущев, грохая об пол хрустальные фужеры и с превеликим бешенством топча их сапогами, вопиял:
     - Орловы втравили нас в пагубу! Россию погубили! А мы, гвардейцы, продали за бочонок водки последние капли крови императора Петра Великого.
     Позор нам всем!
     Было арестовано пятнадцать офицеров. На допросе все они от предъявленного им обвинения отперлись: были-де пьяны, но крамольных речей никто не произносил, а кто показывал на них, тот-де лжец и провокатор.
     Следственная комиссия, разобрав дело, ничего преступного в нем не нашла: вульгарно выражаясь - пустая, во хмелю, болтовня. В этом успокоительном смысле и было донесено императрице.
     Но Екатерина взглянула на дело иначе. Она приказала:
     - Не прятать концы, а со всей серьезностью дознаться истины.
     И тогда во имя "изыскания истины" было решено - подозреваемых пытать!
     Петр Хрущев и Семен Гурьев "для изыскания истины были под батожьем расспрашиваны, но оба утверждаются на своих прежних показаниях".
     Следственная комиссия постановила - главных виновников разжаловать и записать навечно в солдаты.
     Но и этот приговор Екатерину не удовлетворил. Она понимала, что всякое потворство в таком деле опасно, что ее престол колеблется и что нужен устрашающий пример, чтоб раз и навсегда пресечь всякие крамольные мечты.
     Следственная комиссия оказалась весьма податливой: она быстро поправила свою ошибку и, полагая, что "матушке" хочется проявить в сем деле акт милосердия, вынесла новый жесточайший притовор, так сказать, с запасом: Петру Хрущеву и Семену Гурьеву отсечь голову, Ивана и Петра Гурьевых положить на плаху и потом, не чиня экзекуции, послать навечно в каторжную работу и т. д.
     Вот тут-то "матушке" действительно и представился случай пролить милосердную слезу и успокоить свое чувствительное сердце: политическим преступникам она даровала жизнь.
     Все виновные были сосланы на каторгу. А вскоре, за торжествами, это дело забылось. Но нельзя его забыть Екатерине. Вот почему чело ее было омрачено тревогой, вот почему она не могла считать себя вполне счастливой.
     Особенно же остро она переживала текущие, по очередным вопросам столкновения с Никитой Паниным, весьма приличные по этикету, но оскорбительные для нее по существу.

***

     В манифесте от 6 июля 1762 года о восшествии Екатерины на престол были обнародованы, по настоянию Никиты Панина, следующие строки:
     "Наиторжественнейше обещаем Нашим императорским словом у з а к о н и т ь т а к и е г о с у д а р с т в е н н ы е у с т а н о в л е н и я, по которым правительство любезного Нашего отечества в своей силе и принадлежащих границах течение свое имело".
     Выдав подобный громадного политического значения вексель, Екатерина призадумалась и, под влиянием Орловых и Бестужева, стала выискивать пути, чтоб сыграть на попятную. Тем временем Никита Панин, будучи на коронационных торжествах в Москве, в продолжительной беседе с императрицей настойчиво подчеркнул ей, что прежние формы правления ныне устарели, что Россия в этом отношении слишком отстала от Европы - от той же Швеции, которая, в сущности, является аристократической республикой, а посему:
     - Разрешите, государыня, представить на благоусмотрение вашего величества мой обширный прожект реформы верховного правительства России, - Панин подал Екатерине исписанный четким прямым почерком фолиант и как тонкий дипломат проговорил:
     - Ласкаю себя надеждой, что, рассмотрев, одобрив и введя в действие мои предположения, вы сим самым, государыня, исполните пред Россией свои н а и т о р ж е с т в е н н е й ш и е о б е щ а н и я, кои вы изволили возвестить народу в недавнем манифесте.
Быстрый переход