|
Селенья по пути следования благочестивой богомолицы начальство старалось приукрасить, скрыть прущее наружу неустройство: пред избушками на курьих ножках втыкались свежесрубленные елки, чинились соломенные крыши, кое-как красились ворота разведенным дегтем или наваром из луковых перьев, дорога посыпалась песком, иные завалившиеся набок хибарки прикрывались большими щитами с вензелем царицы; всех собак велено было задавить либо запереть в овины и накрепко скрутить им морды веревками, дабы смердящие псы каким-нибудь случаем не взгавкали на пешешествующую государыню. В каждом селении на лужайке накрыт стол с яствами и питием; творог, калачи, моченая брусника, сотовый мед, молоко, квас: авось, государыня, умаявшись, пожелает чего-нибудь пригубить. Как-то Екатерине заблагорассудилось возле такого столика остановиться. Дежуривший вблизи мордастый полицейский сразу пришел в ужас: он выкатил на государыню глаза, разинул рот и окаменел. В правой руке его висит вдоль сапога толстая нагайка. А по-праздничному разодетые девушки, напротив, безбоязненно окружили матушку-царицу и, улыбаясь, млели от любопытства. - Ну что, красны девицы, рады ли вы мне? - ласково спросила Екатерина. Девки всплеснули руками, с пленительной простотой ответили: - Ах ты, дура ты этакая!.. Да неужто нет! Вестимо рады!.. Ведь ты, поди, одна у нас - царица-то. Екатерина удовлетворенно улыбнулась. А окаменевший полицейский, услышав: "ах ты, дура", хлестнул себя нагайкой по голенищу, перевел грозный взор на озорных девок. Ох, и вспишет он им спины! Екатерина этой встречей осталась весьма довольна. Какие милые, непосредственные девушки! То-то будет весело, когда она в дружеской компании расскажет об этом придворной знати. Она подарила девушкам золотой червонец на орехи и направилась своей дорогой. Полицейский не сразу пришел в чувство, - он подбросил вверх шапку и в полубеспамятстве со страху заорал "ура". Однажды, нагнав императрицу, из кареты выскочил бравый Григорий Орлов. Благоговейно поцеловав руку своей "дамы сердца", сказал: - Я чаю, вы изволили пристать, государыня, немало натрудили ножки. Смею просить вас проследовать в карету, чтоб ехать к столу. Обед готов, ваши собачки соскучились по вас, свита тоже ожидает с нетерпением. Он говорил быстро, слегка согнувшись в полупоклоне, она не сводила глаз с красавца-великана, но во взгляде ее была некоторая отчужденность. - Вы, мой друг, сегодня ужасно многоречивы. Уж не чересчур ли хлебнули хмельного? - улыбнулась она. Он бережно взял ее под руку, повел к закрытой карете и сказал: - Нет, государыня... Я трезв... Но меня опьяняет ваш голос, ваш взор и вся вы. - Она промолчала, он сел с ней рядом, карета поехала обратно. Он продолжал: - Нет, вы ангел, а не женщина. Меня давно подмывает пошарить по вашей божественной спинке - нет ли у вас крылышек? Не открывая рта, Екатерина засмеялась в нос и погрозила Орлову пальцем. Сразу же забыв и ростовского "враля" - митрополита Арсения, и то, что за окном кареты пролетают капли холодного дождя, она почувствовала себя счастливою. С жеманной улыбкой она ответила: - У государыни должны быть крылья, а не крылышки. Государыня должна быть подобна всевидящей орлице. - Матушка-государыня! - воскликнул новоиспеченный граф. - Вы орлица, я Орлов... Чего же лучше? - и он, забыв всякий придворный этикет, обнял Екатерину столь крепко, что у нее лопнула шнуровка. |
