|
Дозволь! Екатерина молчала. Орлов смотрел на нее с восхищением. Аккуратно сложив вынутые бумаги, она спрятала их в стол и, не обращая внимания на Орлова, взялась за гусиное перо, чтоб продолжать прерванную работу. Обескураженный Орлов прошелся по комнате, поворошил клюкой горящий камин, подбросил дров и отщипнул ветку винограда, горой лежавшего в севрской вазе. "Дурак, - подумал про себя Орлов, - газету швырнул, огорчил бабенку. Осел... Подтянуться надо". Желая овладеть вниманием Екатерины, Орлов, переменив тон, попробовал заговорить о деле: - Ваше величество! А как вы соизволили отнестись к сочинению Беарде-де-Лаббея? Наши все перетрусили, прочтя оное, и пришли в недоумение - публиковать его в печати или нет? За публикацию Ванька да Захарка Чернышевы, Сиверс, Бибиков, Теплов, Роман Воронцов и другие, а вот Черкасов против, генерал-прокурор Сената Вяземский ни туда ни сюда, дать мнение отказался, тебя опасается, хитрец коварный. Словом, одиннадцать голосов за напечатание, а шестнадцать против. А ты как думаешь, матушка? - Напечатать, - не колеблясь, ответила Екатерина. Орлов поставил клюку в угол, несколько мгновений удивленно смотрел на Екатерину. - Но, матушка... - сказал он. - Ведь оный немец требует мужиков освободить и барскую землю отдать им. Ему-то хорошо в филозофию пускаться, у него, я чаю, ничего, кроме штанов, нет. - Мое мнение - печатать, - повторила Екатерина. - Ты, Гришенька, я вижу, не столь далеко уехал от господина Сумарокова. Не зря же говорится по-русски: два рыбака - пара. - Матушка! - захохотал Орлов. - Доколе ты будешь пословицы перевирать? Не рыбака, а сапога. Два сапога - пара! - Нет, нет... про рыбаков, - капризно сказала Екатерина, оскорбленная неуместной веселостью Орлова. - А тогда: рыбак рыбака видит издалека. Это, что ли, молвить хотела? - Потрудись заказать мне список пословиц. - Добро, добро... Чулкову Мишке закажу, он сих дел мастер. Желая в свою очередь уколоть Орлова, она спросила: - Ну, а как ты во французском успеваешь? Чаю, пора бы уж... - Не спрашивай, матушка, не лезет. Трудно шибко, - захлопал Орлов глазами. - Да и французишка попался - прямо скажу - дрянь. Говорим, говорим с ним по-французски, да и нарежемся водки по-русски, - и, чтоб замять этот неприятный для него разговор, он вновь перевел на дело: - Опасаюсь я, матушка, как бы чего худого в публике не вышло, ежели напечатать этого самого Беарде. Разговоры всякие пойдут, крамольные кривотолки, то да се. - Не бойся, мой друг, - сказала Екатерина, подымаясь. Утомленная трехчасовым сиденьем за столом, она быстрым движением взбросила вверх руки, привстала на цыпочки и потянулась. - Беарде-де-Лаббей в своей пьесе рекомендует освободить крестьян не инако, как прежде просветив их. А это... а это... - Стало, на наш век хватит? - улыбаясь, спросил Орлов. И, не получив ответа, задал в упор другой вопрос: - Ну, а ты-то, матушка, ты-то желала бы освободить православных мужичков? Ну-тка? - А как ты думаешь, мой друг? - прищурившись на Григория Орлова и потряхивая откинутой головой, с неожиданным раздражением произнесла Екатерина. - А я ничего не думаю. - Сие зело сожалительно... - Четвертый год живу с тобой, матушка, душа в душу, а каковы твои сокровенные помыслы касательно дел важных - не ведаю. |
