|
Ты себе на уме, матушка. Не вдруг поймешь тебя, - подавленным голосом, но с оттенком иронии сказал Орлов и, прислонясь спиной к стене, ждал проявления гнева государыни. На лице Екатерины отразилось страдание. Чуть вздрагивающим голосом с нотками истинной печали, но все же довольно сухо, она сказала: - Я ценю вас, ваше сиятельство, за вашу отменную верность мне, за честность вашу, за преданность престолу, но зело скорблю, что природа наделила вас умом ленивым и в сложный механизм государственных дел не проницательным. Прервем этот разговор... - Хоть, может статься, я и дурак, матушка, - выждав время, виновато промолвил Орлов, - а я на твоем месте мужичков православных погодил бы освобождать. Екатерина молчала, кусала губы, хмурилась. Но вот, надо полагать, в душе ее поднялось большое человеческое чувство к другу. Она заулыбалась, ямочки появились на щеках, лучистые глаза милостиво устремились на притихшего Орлова. - Друг мой, Гришенька! - воскликнула она. - Вообрази себе: вот императрица Екатерина Вторая завтра публикует указ: "Крестьянам отныне быть свободными. Помещичьи земли навечно передаются в собственность крестьянам". Что бы тогда было? Как ты полагаешь? - Мужики благословляли бы твое пресветлое имя из века в век... - А помещики? - Ну, помещики... - замялся Орлов и развел руками. - Помещики, пожалуй, того... Они бы... пожалуй... Екатерина улыбалась на замешательство своего друга и, зная, что ее слова рано или поздно станут достоянием истории, погрозила в пространство пальцем, выразительно сказала: - Боюсь, Гришенька, что тогда п о м е щ и к и у с п е л и б ы п о в е с и т ь м е н я п р е ж д е, ч е м о с в о б о ж д е н н ы е м н о ю м у ж и ч к и п р и б е ж а л и б ы с п а с а т ь м е н я. - Матушка! - в восторженном опьянении закричал Орлов. - Паки говорю тебе: ты - премудра. 3 Екатерина с наследником Павлом виделась довольно редко, она не любила его, но все же вынуждена была заботиться о его воспитании. Ей хотелось во что бы то ни стало залучить в Петербург знаменитого французского математика философа Даламбера. "Разве не лестно личное общение со свободным мыслителем, гонимым на родине отцами церкви? Разве не приятны были бы вольнолюбивые беседы с ним в чертогах Северной Семирамиды? Пусть знают Вольтер, Дидро, кичливый Фридрих, пусть знает весь свет, что Екатерина Вторая есть великая женщина своего века, великая мать великой России..." - размышляла сама с собой Екатерина. И вот, еще будучи на коронации в Москве, она пишет Даламберу письмо, предлагает ему воспитание своего сына. Даламбер отказался. В дружеском письме к Вольтеру он в шутливом, остроумном тоне объяснял причину своего отказа так: "Я очень подвержен геморрою, а он слишком опасен в этой стране". (Намек на внезапную смерть Петра III, умершего, как гласил манифест, от "геморроидальных колик".) Екатерина дважды приглашала его и дважды получала отказ. Тем не менее она выплачивала Даламберу пенсию до самой его смерти. Екатерина не оставила своим вниманием и третьего философа - знаменитого Дидро. Узнав о материальных затруднениях философа, она за пятнадцать тысяч ливров купила его библиотеку, оставила ее в пожизненное его пользование, назначила ему ежегодное жалованье в тысячу ливров как хранителю библиотеки и приказала выплатить оное за пятьдесят лет вперед. Даламбер с Вольтером ответили на этот поступок Екатерины восторженными письмами. Перо Вольтера имело большую власть над умами Франции. Может быть, благодаря его льстивым отзывам о русской императрице, а также и потому, что за границей не вполне еще раскусили ее сущность, имя этой одареннейшей женщины в западных странах, в особенности во Франции, было, пожалуй, более популярно, чем в России. |
