|
Все молодежь. В коротких перерывах раздается: - Митька, трубку! Митька, трубку! Проворный казачок в голубой рубахе и сафьяновых сапогах с загнутыми носами то и дело подает гостям курящиеся трубки с длинными, в полтора аршина, черешневыми чубуками. Весь кабинет набит густыми клубами табачного дыма - едва мерцают в канделябрах огоньки. Только что вошедший со свежего воздуха капитан преображенец Пассек принялся от адского дыма чихать и кашлять: - Фу-фу... Да что вы, черти, как надымили! Ну чисто на прусской баталии у вас... Митька, трубку! Его последние слова были приняты в хохот. Григорий Орлов сказал: - Что ж, прусский дух нам должен быть зело приятен: хоть и воюем с пруссаками, а между прочим они нам не враги... - Как так? - приподнял густые брови Пассек. - Не притворяйся, голубчик, дурачком, - продолжал Орлов по-французски, чтоб не понял казачок. Он говорил на чужеземном языке неважно, с запинкой, не вдруг подбирая слова. - Матушке государыне Елизавете надлежит скоро к праотцам переселиться, а будущий император наш, всему свету ведомо, почитает Фридриха Второго своим другом и во всем подражает ему. Пассек подергал пальцами вправо-влево свой мясистый длинный нос, что-то пробурчал и устало повалился на турецкую кушетку. Он высок, широкоплеч, грузен, выражение лица приветливое, умное, носит парик, большой щеголь, часа по два проводит у зеркала. Как и большинство офицеров - картежник. - Да-да, братцы-гвардейцы, - сказал густым басом верзила и силач Алексей Орлов. У него вдоль левой щеки глубокий сабельный шрам, нанесенный в пьяной драке лейб-компанцем Александром Ивановичем. - Приходит нам всем, гвардейцам неминучая беда. Великий князь нашу гвардию янычарами считает. Не кем-нибудь, а я-ны-ча-рами, ха-ха!.. И грозит унять. - Хуже, - перебил его Григорий. - Недавно его высочество изволил выразиться так: "Гвардейцы только блокируют резиденцию, они не способны к военным экзерцициям, и всегда для правительства опасны". - Дурак, а умный, - кто-то неестественным голосом проквакал от печки и, сипло перхая, захихикал. - Кто, кто дурак? - и все, широко улыбаясь, повернули головы в темный угол, к печке. - А я знаю, про кого его сиятельство сказали: дурак, а умный, - прозвенел из полумрака веселый голос казачка. Мальчонка успел нализаться сладкого вина из опорожненных бутылок, не в меру стал развязен, сыпал табак мимо трубок, натыкался на мебель. - Это про великого князя... сказано. Все громко, как грохот камней, захохотали, дым дрогнул, и дрогнули стекла. Из соседней комнаты на взрыв смеха прибежали Хитрово, семнадцатилетний вахмистр Потемкин и еще двое офицеров. Тоже принялись невесть чему хохотать. Хохотал за компанию и курносый Митька. Григорий Орлов нахмурился и постучал в пол трубкой. - Митька, - сказал он, - я тебе, мизерабль несчастный, до колен уши оттяну, я тебя завтра же продам на рынке, как курицу, а замест тебя арапчонка куплю. Пшел вон! Казачок всхлипнул, стал тереть кулаками глаза и, пошатываясь, побрел к двери. Всем сделалось жаль маленького Митьку. - Устами младенца сам бог глоголет, - заметил капитан Пассек и подмигнул Митьке в спину. - Эти боги на кухне околачиваются, - возразил Алексей Орлов, - денщики да солдаты, да торговцы из мелочных лавчонок, сиречь - простой народ. Видали, господа? Это очень примечательно. - Митька! - крикнул подобревший хозяин. |
