|
Фи! Ни дать ни взять - трактирная служанка. И в придачу - дура набитая. Ну, стало быть, два сапога пара, - она да князь. А я милости у них не ищу, я ничего не ищу у них. А она, дура, черт знает о чем мечтает... Она, тетеха, мечтает ни больше ни меньше, как быть российской императрицей! - выкрикнул Дашков, с маху швырнул сигару на пол и, сердито отдуваясь, снова залез за печку. Растерявшиеся гости не знали, как отнестись к резкой вспышке старшего товарища. В неловком молчании чокнулись, выпили. Князь Дашков снова вылез из своего темного убежища. Ему хотелось высказаться до конца. - И уж кстати, - начал он, насупив брови и глядя куда-то вбок. - А чего ради у нас такие потери на войне, почему нас иногда жестоко бьют? Да очень просто... Измена. Шпионаж. Вот смотрите: английский посланник Кейт - шпион, голландский ван Сварт - шпион, наш русский генерал Корф со своей любовницей - шпионы. И прочие, и прочие. Все они служат прусскому королю, все подкуплены прусским золотом, кроме нашего великого князя, который состоит шпионом Фридриха задаром. - Не может быть! - все закричали в один голос. - Говорю доверительно... Можете не верить, господа, это поистине чудовищно, но это так. Кейт всегда сообщает великому князю все новости с театра войны, разумеется - блюдя прусские интересы, а великий князь передает ему сведения о нашей армии. - Тьфу! - с остервенением плюнул хозяин и по-солдатски обругался. Кто-то из облаков табачного дыма уныло изрек, вздохнув: - И это будущий самодержец Российской империи... - Ну, сие еще бабушка надвое сказала, - загремел Алексей Орлов, потягивая горячую жженку. Он вспотел, шрам на его лице раскраснелся. - Этот чужак плюет на всех нас, - учащая свой шаг, в раздражении сказал хозяин, его взгляд стал зол и быстр. - Плюет на всю Русь, на религию, на все обычаи наши. А наипаче на гвардию. Он рад живьем нас слопать, да государыни побаивается. Словом... Надо как-то... Надо как-то позаботиться, господа, и о своих головах. - Последняя фраза была сказана не громко, но столь выразительно, что прозвучала в сердце каждого как боевой призыв. Послышалось злобное покашливание, нервный звяк шпор. Младший женоподобный Рославлев стал тихонечко высвистывать воинственный мотивчик. У Бредихина дьявольски ныл зуб. Хватаясь за вспухшую щеку, он сказал: - Ха! Гвардию уничтожить, гвардию уничтожить... Легко сказать. Гвардии десять тысяч. А у него кто? Голштинского сброда тыщи две-три... - он приподнялся за столом и взял на больной зуб водки. Григорий Орлов, не ответив на слова Бредихина, прислонился спиной к изразцовой, в синих голландских пейзажиках печке, закинул руки назад, полы халата повисли. - И возьмите во внимание, - засверкал он большими, покрасневшими от частых кутежей глазами, - сей ублюдок день ото дня становится наглей. Раньше свою голштинскую форму с прусским орденом Черного Орла он позволял себе носить у себя в покоях, а теперь только в ней и щеголяет. Ха!.. А вместо гвардейской формы нашей, установленной великим Петром, вводятся, как вам ведомо, прусские разноцветные мундирчики в обтяжку с бранденбургскими петлицами. Ха! Ха! Атмосфера накаливалась. В лицах гостей - напряжение, глаза озлоблялись. Наступило гнетущее молчание. Но чувствовалось, что тишина вот-вот взорвется. И вдруг, как из тучи гром: - Действовать! - выпалил силач-рубака Алексей Орлов и, притопнув, вскинул кулаки. |
