|
Вот она улыбнулась ему и что-то молвила. Он кивнул ей и запел: Разнесчастная бабенушка Под оконушком сидит... 5 Пугачев вскоре был из Кенигсберга отправлен вместе со своим отрядом в действующую армию. Однажды в конце лета, во время роздыха, Пугачев взял десяток молодых донцов и направился с ними "пошукать" кормов для лошадей. Придвигался вечер. Донцы решили остановиться на ночевку. - Чья часть? - спросил Пугачев, подъезжая к костру. - Команда Суворова, - с чувством гордости отвечали сидевшие вокруг костра солдаты Тверского драгунского полка. Это имя уже и тогда входило между солдатами в славу. Много доброго слыхал о Суворове и Пугачев. - Слых есть - в жарких делах вы были, под Кунерсдорфом, - чтоб польстить солдатам, сказал обросший темной бородкой Пугачев и слез с коня. - О-о-о, как в полыме! Под Суворовым лошадь была расстреляна, а другая ранена! - враз воскликнули солдаты и содвинулись, чтоб дать казаку место сесть. - А теперича нам целую неделю отдых пожалован. Гуляй - не хочу. На боку лежим, вошь бьем да огнем жарим у костров. Тут все солдатские головы повернулись влево, солдаты зашептали: "Суворов, Суворов..." Пугачев тоже глянул влево и сквозь сумрак видит: бежит чрез поле сухощавый, в белой рубахе, вправленной в темные штаны, невысокого роста человек с черным на шее галстуком, волочит по луговине за рукав мундир, под пазухой - сверток. А за человеком катится копной жирный повар грек в белом фартуке и белом колпаке. - Ваше скородие, - пуча глаза и задыхаясь, взывает повар. - Что повелите приготовить на ужин? Есть молодые индюшки, есть барашек... - Кашу, кашу, кашу, - отмахивается, отлягивается на бегу Суворов. - Сам индюков ешь... Помилуй бог!.. Кашу, кашу. Я не приду, я - туда... - и, покрикивая: - Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре! - он припустился к палатке на пригорке, где тоже горел костер. - К старикам-барабанщикам наш Лександр Василич поспешает. Во чудодей! - и солдаты с ласковостью засмеялись. - Ужо и я, - сказал любопытный Пугачев. - Прогонит, так прогонит. Господи, благослови, - он оправил кафтан, покрепче надвинул на ухо шапку и шустро пошагал вслед за Суворовым. - Здорово, молодцы-барабанщики! - крикнул, подбежав, Суворов. Шестеро барабанщиков вскочили, гаркнули приветствие. - Вольно! Садись, молодцы, - он бросил возле куста потрепанный мундир и сел на него по-турецки. - Каша есть? А ну, Филипп Иваныч, подсыпь в котелок. Ложку, ложку! (Барабанщик с седой косичкой выхватил из-за голенища деревянную ложку.) Наматывай! - сам себе скомандовал Суворов и принялся есть кашу, бормоча: - Велю, велю, велю. Сала нету... Ах, собаки... Выдавать велю. Рот дерет. А вот смажем... Иваныч, нацеди-ка шкалик! - он повернул голову и большими серыми глазами глянул в загорелое лицо подоспевшего и робко стоявшего возле палатки человека. - А ты кто? - Казак, ваше высокоблагородие! Донской казак Пугачев. За фуражом. - Пугачев? - А ну, казак Пугачев, садись к костру. Иваныч! - вновь обратился он к старику барабанщику. - А ну, пугни Пугачева шнапсом. Пьешь, казак? - Никак нет, ваше высокоблагородие, а только что по приказу выпью. - Молодец... - он развязал свой узелок, достал штоф французской водки и передал Филиппу Ивановичу. |
