— Как сегодня торговля? — храбро осведомился я несколько дрожащим голосом.

— И не спрашивайте, и не спрашивайте, — машинально ответил он, после чего: — Кто же это на вас напал, Чарли, мальчик мой, — чей-то супруг? Или, Боже упаси, чья-то супруга?

— Послушайте, мистер Г., на меня никто не нападал. Просто у мистера Спинозы какие-то неприятности, мне хотелось оттуда поскорее убраться — ибо кому захочется ввязываться? — и в процессе я споткнулся и упал, вот и всё. А теперь, как мой добрый друг, вы должны попросить-таки Перса уже вызвать мне таксомотор, я не очень хорошо себя чувствую. — С мистером Г. я всегда так разговариваю, на чём ловил себя неоднократно.

Перс, маленький — потому что хозяину большой не по карману, — головорез мистера Г. с крысиной мордочкой, раздобыл для меня такси, и в обмен я пообещал мистеру Г. подослать хорошего клиента: я знал, это свяжет ему язык.

По прибытии домой я рухнул в кресло, неожиданно содрогаясь от запоздалого ужаса. Джок заварил мне чашку изумительно освежающего чая с мятой, от которой мне получшело несоизмеримо — тем более, когда я запил её четырьмя жидкими унциями виски.

Джок заметил, что, если я стану утверждать, будто меня сбило автотранспортное средство, страховое агентство купит мне новый костюм. Подобное замечание довершило мое исцеление, и я незамедлительно связался с агентами, ибо мой бонус «безопасного водителя» давно истаял в дымке времён вместе с детством. Ничто не сравнится с небольшой страховкой, если требуется разгладить морщины на обеспокоенном челе, — поверьте мне на слово. Джок тем временем отправил девочку привратника на такси в «Прюнье» за ланчем «а порте».  В него входило миленькое суфле с палтусом, «Варьете Прюнье» (шесть устриц, приготовленных особым способом) и два их фирменных горшочка «пти-по-де-крэм-де-шоколя».

Я немного вздремнул, проснулся значительно умиротворённым и остаток дня с пользой провёл наедине с моей ультрафиолетовой машиной и восковым карандашом, размечая участки перекраски («усиления», как мы называем это в нашем ремесле) роскошного панно, принадлежащего кисти — ну, более-менее кисти — Аллунно ди Амико ди Сандро. (Дай бог здоровья Беренсону,  я всегда говорю.) После чего набросал несколько пассажей своей работы для «Берлингтон Мэгэзин», в которой я докажу — раз и навсегда, — что мадонна Тайяра  в музее Ашмола  в действительности написана Джорджоне, что бы там ни утверждал этот ужасный Беренсон.

На обед  у нас были свиные отбивные с почками внутри, жареный картофель и пиво. Я всегда отправляю Джока с кувшином за разливным и заставляю при этом надевать кепку. У пива после этого вкус лучше, а Джоку, похоже, без разницы. Девочке привратника они, изволите ли видеть, не наливают.

После обеда приехала миссис Спон, вооруженная изобилием образцов канители, кистей и кретонов на чехлы для подушек и прочего, а также с розовой противомоскитной сеткой для ширм вокруг моей кровати. Касаемо сетки пришлось явить твёрдость — должен признать, она была очень мила, однако я настоял, что мальчику больше подобает голубая. Я хочу сказать, у меня, конечно, имеется причуда-другая, но я же не извращенец, Христа ради, разве нет? — спросил у неё я.