Она уже начала чуточку сердиться, когда явился Мартленд и замаячил в дверном проёме, будто проблема загрязнения окружающей среды. В позе для него бесспорно застенчивой, но отчетливо угрожающей для остальных.

Нехотя они признали, что шапочно знакомы. Миссис Спон метнулась к окну. Мне известно множество людей, способных метаться, и миссис Спон из них последняя. Повисло эдакое липкое молчание — как раз того сорта, что я предпочитаю. Наконец Мартленд прошептал:

— Быть может, вам лучше попросить старушенцию покинуть нас, — и шёпот его был уж чересчур театрален.

Миссис Спон набросилась на него и его От-чи-та-ла. Я слыхал об её талантах в этой области, но ни разу не выпадала мне честь слышать, как она отмыкает свою лексическую сокровищницу. Эмоциональное пиршество, высокая литература: Мартленд зримо увял. Никто не сравнится с утонченно образованной трижды разведённой дамой во владении вербальным хлыстом. «Бородавка на заднице налогоплательщика», «юный содержанец инспектора дорожного движения» и «полковник Уигг для нищих»  — вот лишь несколько преподнесённых ею любезностей, но воистину их было больше, гораздо больше. Наконец она унеслась, оставив по себе облако «Рагаццы» и очень симпатичных эпитетов. На ней был костюм с замшевыми бриджами, но можно поклясться — минуя Мартленда, она влекла за собой двенадцатифутовый трен из парчи.

— Ну и ну! — воскликнул он, когда она скрылась из виду.

— Да, — удовлетворённо подтвердил я.

— М-да. Что ж, Чарли, послушайте — вообще-то я пришёл, чтобы сообщить вам, как жаль мне и как стыдно, что между нами такое произошло.

Я смерил его своим фирменным ледяным взглядом. Тем, что побольше, экономичного размера.

— Я имею в виду, — продолжал он, — что вам отвратительно досталось, и мне кажется, следует всё вам объяснить. Мне хочется ввести вас в общую картину — что даст вам некоторое преимущество, должен признать, — и э… попросить у вас э… помощи.

«Иди ты!» — подумал я.

— Садитесь, — бесстрастно произнёс я. — Сам я предпочитаю стоять — по причинам, кои вскоре станут вам понятны. Я определённо намерен выслушать ваши объяснения и извинения; что, же до всего остального, обещать ничего не могу.

— Хорошо, — ответил он. Немного помялся, как тот, кто рассчитывает, что сейчас ему предложат выпить, и полагает, что вы забыли оказать ему такую честь. Осознав, что сегодня у него явно Вечер Воздержания, Мартленд продолжил: — Вы знаете, почему сегодня утром застрелили Спинозу?

— Ни малейшего, — со скукой в голосе ответил я, хотя весь день в мозгу у меня циркулировало множество версий. Неверных, впрочем.

— Выстрелы предназначались вам, Чарли.

Сердце мое безответственно затрепетало в грудной клетке. Подмышки увлажнились и похолодели, и мне захотелось в уборную.

То есть электрические батареи и так далее — это одно, в пределах разумного, само собой, но если вас кто-то желает прикончить, навсегда, — эту мысль разум принять отказывается; ему такую мысль хочется выблевать. Обычные люди просто не располагают ментальными или эмоциональными клише, что помогут им справиться с подобным известием.

— И как же вы можете быть настолько в этом уверены? — через мгновение-другое вопросил я.

— Ну, если говорить до конца откровенно, Морис полагал, что подстрелил именно вас. Поскольку именно вас и намеревался подстрелить.

— Морис? — переспросил я. — Морис? В смысле — ваш Морис? И зачем же только ему это могло понадобиться?

— Ну, вообще-то я как бы ему велел.

Тут в конце концов сел и я.

Из теней у двери плавно выделилась необработанная масса Джока, подплыла и упокоилась за моим креслом.