По отношению к Никсону его отец принял позицию «Таймс» (что его «несправедливо подвергли импичменту за действия других»), но он не собирался серьезно защищать администрацию Белого Дома. Изобель рассказала про сестру, которая вышла замуж за готового прославиться, но пока обнищалого французского кинорежиссера, и ожидала ребенка. Ужасы родов по ту сторону Ла-Манша позабавили Филдинга. Ни о чем серьезном они не говорили, и не было ни малейшего намека на то, что произошло днем в пятницу. Они ушли все вместе около десяти часов. Его отец взял такси (и поехал сразу домой, согласно свидетельству ночного швейцара), а они пошли на ночной сеанс в кинотеатр на Оксфорд-стрит. Когда они пожелали ему доброй ночи, ничто не указывало, что прощание это было последним.
— Вам когда-нибудь удавалось переубедить вашего отца? В те дни, когда вы еще с ним спорили.
— Нет.
— Он когда-либо колебался в своих убеждениях? В каком-либо смысле устал от политической жизни?
— Хотя это может показаться невероятным, но нет.
— Но он знал, что вы ее презираете?
— Я всего лишь его сын.
— Его единственный сын.
— Я перестал пытаться. Бессмысленно. В результате только возникли новые табу.
— А какие еще табу у него были?
— Пятьдесят тысяч. — Питер скользнул глазами по комнате. — Все что угодно, лишь бы заслониться от реальности.
— Ведь все это когда-нибудь будет вашим?
— Там посмотрим. — Он добавил: — Захочу ли я.
— А были табу в связи с сексом?
— Каким его аспектом?
— Он знал, какие у вас отношения с мисс Доджсон?
— Бога ради!
— Извините, сэр. Я просто пытаюсь выяснить, не завидовал ли он им?
— Мы никогда об этом не говорили.
— И у вас не сложилось никакого впечатления?
— Она ему нравилась. Хотя она не совсем из того ящика и все прочее. И под табу я не подразумевал требование, чтобы его сын…
Сержант поднял ладонь.
— Извините. Вы меня не поняли. Могла ли его привлечь девушка ее возраста?
Питер посмотрел на него, потом перевел взгляд на свои растопыренные ноги.
— У него не было нужной смелости. И воображения.
— Или потребности? Брак ваших родителей был очень счастливым, не так ли?
— Следовательно, вы так не думаете.
— Вовсе нет, сэр. Я просто спрашиваю вас.
Питер снова посмотрел на него долгим взглядом, затем встал и отошел к окну.
— Послушайте… Ну хорошо. Возможно, вы не представляете себе, в какого рода мире я рос. Но главный его принцип — никогда, никогда, никогда не показывать, что ты чувствуешь на самом деле. Думаю, мои мать и отец были счастливы вместе. Но я не знаю. Вполне возможно, что они за сценой уже много лет кричали друг на друга. Возможно, он имел связь с любым числом женщин. Я так не думаю, но я, честно, не знаю. Потому что таков мир, в котором они живут и должен жить я, когда я с ними. Вы же притворяетесь, верно? Вы же не показываете правды, пока мир не ломает ее пополам у вас под ногами. — Он отвернулся от окна. — Расспрашивать меня об отце бессмысленно. Вы можете сказать мне про него что угодно, а я не вправе ответить категорично: это неправда… Я думаю, что он был во всем таким, каким он притворялся внешне. Но поскольку он — то, что он есть и… Я просто не знаю, и все.
Сержант помолчал.
— Ретроспективно… вы думаете, он весь вечер накануне обманывал вас?
— Это же не было полицейское дознание, черт побери! Я не анализировал.
— Ваша мать настояла в очень высоких сферах, чтобы мы продолжали розыски. |