Е.Шалин, английский памфлетист XVII века, подозревал даже амстердамских купцов в том, что они привлекали евреев единственно в торговых интересах — «евреи и прочие иноземцы открыли для них свою собственную мировую торговлю».

Но разве же евреи как опытные деловые люди не устремлялись постоянно туда, где экономика преуспевала? Если они прибывали в ту или иную страну, то это значило, что дела там идут хорошо или пойдут лучше. Если они уезжали, то это означало, что дела тут идут плохо или пойдут хуже.

Разве не начали евреи покидать Амстердам около 1653 года? Во всяком случае, 30 лет спустя, в 1688 году они последовали в Англию за Вильгельмом Оранским.

В любом случае, подчеркивает Фернан Бродель, евреи были не единственными, кто «создал» Амстердам. Все торговые центры Европы предоставили свой контингент городу, который собирался стать или уже стал центром мира.

Первая роль, конечно, принадлежала антверпенским купцам. 27 августа 1585 года Антверпен был взят Александром Фарнезе, но горожанам удалось добиться при капитуляции мягких условий, в частности возможности для своих купцов либо остаться, либо покинуть город, забрав с собой свое имущество. Те из них, кто выбрал изгнание в Голландию, прибыли туда, естественно, не с пустыми руками. Они принесли капиталы, компетентность, торговые связи, и это, бесспорно, было одной из причин быстрого роста Амстердама.

Жак де ла Файль, антверпенский купец, обосновавшийся в новой северной столице, не преувеличивал, когда писал в конце XVI века: «Здесь Антверпен превратился в Амстердам».

В результате Амстердам будет быстро расти (50 тыс. жителей в 1660 году, 200 тыс. 1700 году) и скоро смешает все национальности, довольно быстро превратив толпу фламандцев, валлопцев, немцев, португальцев, евреев, французских гугенотов в истинных голландцев.

Разве то, что сформировалось, спрашивает Бродель, не было в масштабе всей страны нидерландской «нацией»?

ГОСУДАРСТВЕННОЕ УСТРОЙСТВО

Голландское правительство было слабым и непрочным. Фернан Бродель заключает отсюда, что незначительный политический аппарат благоприятствовал подвигам капитализма, даже был их условием. Многие историки подтверждают суждения П.В.Клейна, а именно — что относительно Соединенных Провинций едва ли можно говорить «о чем-то большем, что было бы государством».

Пьер Жаннэн, правда, не столь категорично, утверждает, что голландское процветание практически ничем не было обязано «государству, мало способному на вмешательство». Так же примерно думали и современники. По словам Созы Котинью, португальского посланника, который весной 1647 года вел в Гааге переговоры и пытался подкупить всех, кого можно, это правительство «было правлением стольких различных голов и умов, что его представители редко могли сойтись на том, что для них лучше».

Тюрго около 1753—1754 гг. говорил о «Голландии, Генуе и Венеции, где государство немощно и бедно, хотя частные лица богаты». Суждение это верно для Венеции XVIII века (хотя явно несправедливо для города, господствовавшего в XV веке).

Ну, а для Голландии? — задается вопросом Бродель. Верно ли? Ответ будет зависеть от того, что понимать под правительством или под государством. Если, как это слишком часто случается, не рассматривают совместно государство и социальную базу, которая его поддерживает, то рискуют прийти к ошибочным суждениям о нем.

Это правда, подтверждает Бродель, что учреждения Соединенных Провинций были архаизирующими; по своим корням они были довольно старым наследием. Правда, что семь провинций считали себя суверенными, что вдобавок они разделялись на крохотные городские республики, правда и то, что центральные институты — Государственный совет (который был, «собственно говоря, главным надзирателем всех дел республики», своего рода исполнительной властью или, лучше сказать, министерством финансов), Генеральные штаты, которые тоже заседали в Гааге и были постоянным представительством послов провинций, — правда, что эти институты в принципе не имели никакой реальной власти.