|
– Смотри, я предупредил. – А хозяин нас не того? – из-за печи появился Базлов, с опаской поглядывая в сторону ближайшего окна. – В смысле? – спросил Костя, обозревая двор. Подвода с понурой лошадью стояла под аркой. Торчали только голова и оглобли. «Богомолы» были настолько уставшими, что никто из них даже не шевелился. От их тел шел пар, они остывали, как большие железные машины. Если они заподозрят, что мы здесь, то от дворца камня на камне не останется, подумал Костя. Базлов вдруг быстро перекрестился, как суеверный человек: – Не предаст Лопухин? – Не должен, – ответил Костя, хотя у него появилась такая же мысль. Иван Лопухин меньше всего походил на человека, который предает своих. Были бы мы поляками, подумал Костя, он бы нас предал точно, слишком он их не любит, мягко говоря. – А я бы поосторожничал, – многозначительно сказал Базлов. – Мало ли что… Верка вышла из соседней комнаты и разочарованно заявила: – Я пойду с вами! – На Костю она не смотрела, зато успела заплести волосы в толстую длинную косу, в кончик которой вплела красную ленту. Верке никто не ответил, и так было ясно, что девушку никто с собой не возьмет. Гнездилов выпил еще водки и аппетитно закусил хлебом, салом и зеленым луком. Казалось, он решил наверстать упущенное, пока спал. – А я бы взял, пусть идет! – Гнездилов, ты бы не болтал лишнего, – заметил Базлов. – Твое мнение никого не интересует. Костя удивился: майора словно подменили. Он уже не излучал недовольство, а был, как никогда, деятелен и предприимчив. – А что, я не имею права голоса?.. Водка тоже оказала на обычно тихого Гнездилова возбуждающее действие. Даже белесые его ресницы словно налились синькой и излучали агрессивность. В этот момент в окно, выходящее на проезжую часть, заглянул тот сержант, которого Костя спустил с лестницы. Морда у него была перекошена. Желтые пластины едва держались на морде. Две из них – на носу и на скуле – напрочь отсутствовали. Хорошо, что Базлов стоял за печкой, а Костя – за занавеской, а кто сидел за столом, сержант не понял. Верка подскочила, загораживая окно, и затараторила: – Чего надо? У нас давно ничего нет. А это мой брат из деревни приехал. – Она бросила сердитый взгляд на Серегу Гнездилова. Однако брат интересовал «богомола» в последнюю очередь. – Поесть бы, хозяюшка… – скромно попросил он. – Идите в солильню, в погреб – Федор вам рыбы даст! Сержант с тоской посмотрел, как Гнездилов уплетает пироги с требухой, и пропал. Его шаги некоторое время доносились с улицы, он действительно пошел к отцу Федору за рыбой, Костя хорошо слышал. «Надеть» шлем и проследить маршрут сержанта с помощью детектора движения он не осмелился: Верка то и дело оказывалась, словно невзначай, совсем рядом. – Все! – сказал он. – Уходим! Иначе нас раскусят в два счета! Вера, убирай со стола. Серега, кончай водку пить. – Последняя! – бескомпромиссно заявил, наливая, Гнездилов. Движения его стали размашистыми, лицо, как у Кирилла Васильевича, сильно покраснело. Уши налились кровью. А ресницы стали почти черными. «Фрактал», не «фрактал» – не поймешь! Костя отобрал у него штоф, плеснул водку из чарки в угол, не заметив, однако, кошку Дуську, которая с воплем «Мяу!» сиганула на печь и зашипела оттуда на Костю. А потом стала брезгливо облизываться. Гнездилов опешил, но драться не полез. Шансов у него, даже у пьяного, не было ни единого. Только нехорошо взглянул на Костю, и Костя понял, что заимел врага. Впрочем, ему было наплевать. Осталось каких-нибудь двадцать четыре часа, подумал он, и разбежимся мы по белу свету кто куда. |
