Кирилл Васильевич покосился на портрет генерала Ермолова Алексея Петровича, героя Отечественной войны тысяча восемьсот двенадцатого года. Генерал был строг и серьезен. Он с укоризной смотрел на Кирилла Васильевича.
– У-у-у… – как глухой, произнес Кирилл Васильевич, – куда-то нас не туда занесло. Вернее, не туда мы пальнули.
– Точно, не туда… – согласился Серега Гнездилов. – Это же несущая стена. Она крепче перегородок.
– Много ты понимаешь! – оборвал его Кирилл Васильевич. – Это называется капсулой времени. Ну-ка, Субершот, пальни еще раз для проформы и пойдем. Не обломится нам здесь ничего.
– Почему? – спросил белобрысый Гнездилов.
– Ушел он, а обманку оставил.
– Жаль… – неподдельно вздохнул Гнездилов. – Жаль, мне его ружье понравилось.
Второй выстрел Субершота тоже ни к чему не привел. На этот раз Костя не испугался. Он даже не услышал выстрела. Голоса «фракталов» слышал, а выстрела «дрона» не услышал. Должно быть, это было свойство хабара маскировки. Ну да, подумал Костя, иначе какой смысл от такого хабара, если можно убить звуком.
Он подождал для приличия минут пять. Индикатор опасности беспечно показывал зеленую точку. Детектор движения обнулился. «Анцитаур», конечно, же молчал. Уснул он что ли? – нервничал Костя, не зная, что ему предпринять, куда идти и что делать. После всего услышанного и увиденного, а особенно после того, как его похоронили на Большой земле, отсюда надо было бежать без оглядки, и чем быстрее, тем лучше.
Костя вылез из ниши и подошел к выбитому окну, за которым темнел Сенатский сквер. От асфальта волнами поднималась летняя жара. В полуразрушенном Арсенале, ближе к Никольской башне, горели огни. На втором этаже кто-то ходил, очень похожий на большеголового «жабака». Было тихо, как может быть тихо летней московской ночью. Где-то в кустах пел сверчок. Даже постоянный гул, к которому Костя уже привык, сделался тише и вроде бы даже временами пропадал.
Кто-то шевельнулся в темноте:
– Хозяин…
Костя дернулся, словно его огрели кнутом, и спросил, на всякий случай, однако, схватившись за дробовик:
– Ты, что ли, Амтант?
– Я, хозяин… – Из темноты выступила унылая фигура «богомола».
Вид у него был печальный и больной. Маленькую голову на узких плечах он держал склоненной набок.
– Есть хочешь? – спросил Костя.
– Хочу, хозяин, ох как хочу…
– Сейчас… подожди…
Костя повозился с хабаром-кормильцем, и, к его удивлению, тот выдал два круга краковской колбасы. Сквозь оболочку просвечивали кусочки бугристого сала. Амтант завозился в темноте сильнее.
– Колбасу будешь? – спросил Костя, не зная, можно ли «механоидам» потреблять мясо.
– А что это такое?..
– На, попробуй.
– Вкусно пахнет…
Морда Амтанта была как раз на уровне второго этажа. Он вытянул ее, как лошадь, потом, видно, вспомнил, что у него есть руки, взял колбасу и снова отступил в темноту. Через несколько секунд раздалось громкое чавканье. А еще через несколько секунд морда Амтанта снова вплыла в круг света. Его толстые губы жирно блестели.
– Я себе колени смазал… – с горестным вздохом сообщил Амтант.
– Э-э-э… – вспомнил Костя. – Я ведь тебе машинного масла достал. – И протянул «богомолу» масленку, которую прикарманил, когда прятался в дизельной за стеллажами с инструментами.
Амтант схватил масленку с такой жадностью и одновременно с таким благоговением, словно боясь упустить райскую птицу, и Костя понял, что служба довела «механоида» до ручки, и что капитан Бухойф плохо следит за своими солдатами, и что хозяева Зоны экономят на всем, и на наемниках тоже. |