Она повернулась к толпе, которая, казалось, всегда и везде ее сопровождала, выхватила меч и крикнула:

– Мои солдаты! Вы знаете, что мы должны делать! Люди Орлеана, следуйте за нами!

Уже знакомый Габриэлю рев толпы заглушил голос губернатора, пытавшегося взывать к разуму. Юноша помнил: ассасины считали, что притягательная сила Жанны, ее дар вдохновлять и вести за собой не от Бога – они у нее в крови.

Габриэль не знал, правы ассасины или нет, сейчас это ему было не важно. Все, что он знал, – Жанна верит в свою миссию, и она ее выполнит.

Картина растворилась в тумане коридора памяти. Саймон почувствовал облегчение, когда туман вновь трансформировался, и это была не сцена, где кричали солдаты, ржали лошади, где повсюду были кровь и грязь. Перед ним открылась ночь, силуэты солдат, усталых, но живых, и огни лагерных костров.

– Тебе нужно вернуться в город и отдохнуть, – сказал Габриэль Жанне, когда они присели у костра. Они сняли доспехи, и оруженосцы Жанны с усердием принялись счищать с них скисшим вином и речным песком кровь и грязь. – Ты сегодня успела так много.

Жанна улыбнулась и нежно погладила Габриэля по щеке. Огонь и наступившая после боя тишина принесли его телу и душе покой.

– Я останусь здесь, с моими солдатами, которые так храбро сражались. Мы так близки к победе. Очень близки!

– Это все благодаря тебе, – сказал Габриэль.

– Благодаря Отцу Небесному, – поправила его Жанна.

Юноша согласно кивнул и улыбнулся. «Отцу Небесному, крови Предтеч, что течет в твоих венах, и великолепному мечу Эдема, – подумал Саймон. – Разве кто-то может тешить себя надеждой победить тебя?»

Жанна вернулась с небес на землю:

– Разбуди меня завтра рано утром и будь рядом со мной. Завтра у меня будет очень много дел, гораздо больше, чем когда-либо. – Она помолчала, сжала рукой мешочек с талисманом, висевший у нее на шее, а потом провела ею по шее, груди, плечам. – Завтра кровь истечет из моего тела… вот здесь, скорее всего у плеча.

Габриэль похолодел:

– Твои голоса…

– Жанна? – окликнул девушку знакомый и мелодичный женский голос.

Они подняли голову и увидели улыбающуюся Флер. В руках она держала большую корзину, наполненную бутылками вина, буханками хлеба и, по всей видимости, сыром, завернутым в тряпицу. Резко оборвавшееся кудахтанье у ближайшего к ним костра намекнуло, что скоро к ужину будет жареная курица.

– Флер! – радостно воскликнула Жанна. – Что ты тут делаешь?

Девушка махнула рукой в сторону костров, к которым жители Орлеана несли корзины с провиантом:

– Они очень благодарны солдатам, которые целый день так отважно сражались. И вы, должно быть, сильно устали и проголодались. – Флер помахала людям, которые несли толстые одеяла. – Мы очень тихо переправились сюда на лодках. Я не могла оставаться в городе.

Флер села между ними. Ее глаза сияли, и улыбка не сходила с лица, несмотря на то что рядом было поле сражения. Конечно, Габриэль обрадовался провизии, принесенной Флер, но он не мог отделаться от ужаса, вызванного словами Жанны – «кровь истечет из моего тела». Пуля? Меч? Стрела? Какое оружие посмеет коснуться моей Жанны?

И… останется ли она живой?

Туман застил картину, Саймон знал то, чего не знал Габриэль. И бедный юноша, верно, предпочел бы, чтобы Жанна нашла свою смерть в бою и миновала ту, что ждала ее двумя годами позже.

– Теперь Турели? – спросила Виктория.

Саймон набрал в грудь побольше воздуха и выдохнул:

– Турели.

23

Турели.