Но было слишком поздно.

Страшный грохот сотряс вечерний воздух. Последовали душераздирающие крики раненых. За бульваром черный дым и оранжевые языки пламени поднялись к небу.

Жанна обернулась к солдатам, ее лицо сияло ярче пламени пожара.

– Жители Орлеана перешли мост, чтобы сражаться вместе с нами! Турели горит! За мной!

Она воткнула древко знамени в насыпь бульвара и, потрясая мечом, побежала вперед. Габриэль с радостным криком ринулся с лестницей к стене. На этот раз взбиравшиеся по лестницам французские солдаты не встречали сопротивления. Англичане, спасая свои жизни, метались во внутреннем дворе.

Габриэль взобрался на гребень бульвара, и хаос открылся его глазам.

Подъемный мост, соединявший бульвар с самим бастионом Турели, исчез. Во рву плавали его горящие останки, тонули упавшие в воду англичане, доспехи, которые недавно защищали их от смерти, сейчас своей тяжестью тянули их на дно. Чтобы не сгореть в огне, англичане срывали с себя латы и прыгали в воду. Те, кому во время взрыва посчастливилось оказаться во внутреннем дворе, сейчас оказались зажатыми между стеной огня и волной французских солдат, хлынувших широким потоком через земляной вал.

– Сдаемся! – кричали англичане с ужасным грубым акцентом, бросали оружие и поднимали руки. – Сдаемся!

Стоя на гребне бульвара, который несколько часов назад казался неприступным, Жанна Дева кричала:

– Солдаты Франции! Город наш!

Габриэлю стало известно, что, пока армия атаковала Турели со стороны бульвара, храбрые жители Орлеана пошли в атаку с северной стороны, они перебросили несколько бревен и труб водостока через разрушенные пролеты моста и по ним устремились к форту. Среди перепуганных насмерть англичан были такие, что клялись, будто видели наступавшего на них самого архангела Михаила с сонмом ангелов. Когда об этом спросили Жанну, она буднично ответила, что архангел Михаил не появлялся на поле битвы, но, несомненно, Господь был на стороне французов.

По приказу Жанны заранее припасли брандер – барку, которую нагрузили смолой, паклей, хворостом и другими горючими материалами, – и, когда англичане обратились в бегство и столпились на узком подъемном мосту, соединявшем форт с берегом, французы подожгли и пустили брандер вниз по течению. Ударившись о деревянный настил, брандер поджег его. Уильям Гласдейл в этот момент был на подъемном мосту, он упал в воду и пошел ко дну под тяжестью своих доспехов – как и предсказывала Жанна, он отправился к Богу.

Люди ликовали – Жанна в ту ночь вернулась в город по наскоро сооруженному мосту, – но радость омрачалась смертью, пожаром, смрадом горелой плоти, криками умирающих, которым помогали избавиться от мучений коротким взмахом боевого топора или метко пущенной стрелой.

Габриэль застал Жанну за грустными раздумьями, и ему было тяжело видеть ее такой. Девушка вяло ковырялась в тарелке, когда почувствовала на себе его взгляд и обернулась. Лицо у нее было усталое, осунувшееся, растерянное и лишь слегка озаренное ее удивительным светом.

– Война – это невыносимая жестокость, даже если она ведется во имя Бога, – тихо произнесла Жанна. – Моя душа болит за всех, кто лишился сегодня жизни. Если бы только они сдались… – Ее голос оборвался. – Мы захватили Турели, но осада Орлеана еще не снята. Посмотрим, что день грядущий нам готовит.

Ее лицо не излучало света, не горело вдохновением, не сияло улыбкой, по нему не текли горькие слезы. Это было просто лицо спящей юной девушки, которой не дашь и семнадцати.