А это вообще можно в бронзе отлить по граниту: «Мобильная огневая точка (МОТ), каковой является тачанка, служит для доставки пулемета или иного средства огневого поражения в нужную точку наступления или обороны для создания перевеса в огневой мощи, дабы прорвать боевые порядки противника при наступлении или рассеять их при обороне».

Правлю красным карандашом ошибки, возвращаю тетрадь Буденному.

– Молодец. Перепиши набело. И будешь с нами с Маннергеймом докладывать в офицерском собрании.

– Робею я, Николай Михалыч, – мнется Семен, – там одни господа офицера будут, а кто я рядом с ними? Простой казак…

– Не журись, Сеня. Не боги горшки обжигают. Ты и сам с твоей головой и талантами выбьешься не просто в офицеры, а в генералы.

– Господин штабс-ротмистр, по вашему приказанию господа офицеры и вольноопределяющиеся прибыли! – рапортует с порога поручик Цирус.

– Вольно, господа. Располагайтесь. Сей момент стол будет накрыт. Кузьма!

А Скоробут уже тут как тут, накрывает скатертью стол, расставляет обеденные приборы – с бору по сосенке, но хоть что-то. Буденный совсем тушуется, козыряет и уходит.

Рассаживаемся за столом. Я выставляю на стол бутылку «казенки», Каульбарс – бутылку «Смирновской».

– Неужто с самого Петербурга везли?

– Шутите? В Харбине взяли в вокзальном буфете. Чуть не с боем. Спрос на спиртное среди господ офицеров на высоте.

– Оно и понятно, под смертью ходим, – включается в беседу Канкрин. – В смысле нам-то еще предстоит, а вы-то уже который месяц.

Кузьма расставляет на столе закуски: исходящие паром горячие паровые булочки баоцзы со свининой и овощами, маленькие шарики куриного фарша, завернутые в листья лука-латука и обжаренные в масле, паокай – острую маринованную местную капусту с морковкой и сваренные вкрутую яйца, приготовленные в смеси чайных листьев, сахара, соевого соуса и специй. На правах хозяина откупориваю «Смирновскую», разливаю по рюмкам.

– Господин штабс-ротмистр, решили заняться английским в порядке самообразования? – Каульбарс кивает на грифельную доску с нестертыми нашими упражнениями с Буденным.

– Занимаюсь языком с Буденным, барон. Казак, которого вы застали здесь…

– Я смотрю, вы вообще озаботились грамотой в эскадроне… Стоит ли трудов?

– Стоит, Василий Александрович. Недостаточно бойцу быть просто исполнительным. Он должен понимать боевую задачу и иметь собственную инициативу в исполнении отданного приказа.

– Да вы никак социалист? – это уже Канкрин.

– Николай Михалыч – русский офицер, а не вот это вот, что вы сейчас изволили сказать, господин вольноопределяющийся! – гремит от порога голос со знакомым скандинавским акцентом.

Оборачиваюсь – на пороге Маннергейм. Тролль держит в руках бутылку «шустовского».

– Пьете, господа, и без меня? – Карл Густав – воплощенная укоризна.

Господи, как я ему рад!

– Виноват, господин барон! Исправлюсь!

Выбираюсь из-за стола и заключаю барона в дружеские объятия.

– Кузьма! Еще рюмку и прибор на стол!

Барон устраивается за столом.

Поднимаю тост:

– За победу русского оружия, господа!

Звон рюмок мне в ответ.

Глава 12

Спиртное, хоть его и немного, быстро развязывает языки, особенно у моих «вольноперов». В принципе, понятно – люди молодые, организмы нетренированные. У офицеров – пусть они и практически сверстники, ситуация получше, разве что щеки слегка разрумянились.