Он доверительно берет меня за руку.

– Господин Гордеев, простите за бестактность, но я хотел бы задать вам один личный вопрос…

– Конечно, – благосклонно киваю я.

– Вы так уверенно меня опознали…

– Так вы все-таки сэр Уинстон Черчилль? – перебиваю я.

– Да, но нахожусь тут инкогнито, и, надеюсь, оно не будет раскрыто до конца поездки. Скажите, вы видели мой портрет в газете?

С сомнением оглядываю его. На более привычных мне фотографиях будущий премьер-министр выглядел совершенно иначе: одутловатый, я бы даже сказал – обрюзгший мужчина с выпирающим брюхом и толстыми щеками. Сейчас он не такой: от былой юношеской стати (я видел его изображение времен молодости, когда он служил в гусарском полку и был поджарым и стройным) осталось немного, но сэру Уинстону еще удается сохранять талию и прическу. Волосы он носит слегка зализанными назад, открывая высокий аристократический лоб.

– Не видел.

– Тогда… – он берет долгую, почти театральную паузу, прежде чем продолжить: – Быть может, вам довелось поучаствовать в бурской войне?

– Увы, ничего не могу сказать вам на сей счет, – развожу руками.

– Вы связаны какой-то тайной? – допытывается Черчилль.

– Нет. Все куда банальнее. Дело в том, что не так давно я получил серьезное ранение. В итоге – амнезия, полная потеря памяти. Несмотря на лечение, она ко мне так и не вернулась…

Черчилля мой ответ как будто радует, с его души словно спадает тяжкий груз, а я вдруг – не знаю почему, но понимаю, что настоящий Гордеев действительно был на той войне, и что они с сэром Уинстоном каким-то образом пересекались во время боевых действий.

На секунду перед глазами возникает картина, подернутая дымкой: железнодорожные пути, мужчина в мундире цвета хаки, ползущий вдоль них, направленная на него винтовка и затравленный взгляд в ответ…

Твою дивизию! Это что получается – Гордеев ушел добровольцем на англо-бурскую войну (в этом как раз нет ничего странного, симпатии русских были на стороне буров. К примеру, очень известный политик Гучков, создатель партии октябристов, тоже стал добровольно сражаться вместе с бурами против англичан) и умудрился взять в плен самого Черчилля?

А он хорош, этот настоящий Гордеев! Не просто офицер, а еще и герой!

Вполне возможно, если бы не мое вселение в его тело, он бы погиб, а так у нас с ним есть шанс исправить кое-что к лучшему в этом мире и в нашей стране!

Жаль, что его память не спешит приходить мне на помощь и лишь иногда, в очень редких случаях, дает такие подсказки.

А может… Может, мне все это лишь показалось…

Стоит ли говорить сэру Уинстону, что я его таки узнал? Пожалуй, нет.

– Show must go on! – выпаливаю вдруг я, и Черчилль удивленно моргает.

Мои бойцы заранее приготовили для почетных гостей что-то вроде помоста и навеса, на крышу которого уложили пучки соломы. Стулья тоже сколотили сами.

И теперь гости рассаживались как им было угодно.

Джек Лондон достает громоздкий фотоаппарат, устанавливает его на треноге. Остальные кладут перед собой блокноты и карандаши.

Я мысленно улыбаюсь про себя. Все это время, пока ждали их приезда, бойцы усиленно готовились по тщательно разработанной программе. Ее итогом должно было стать только одно – пшик, который увезут с собой иностранцы, вместо знаний.

– Что вы собираетесь нам показать? – наклоняется ко мне Джадсон.

– Строевую подготовку.

– Простите, что? – крутит головой американец.

– Обучения военнослужащих в системе боевой подготовки, имеющей целью выработки у них строевой выправки, подтянутости и выносливости, умение правильно и быстро выполнять команды, строевые приемы с оружием и без него, а также подготовка подразделений к слаженным действиям в различных строях, – скороговоркой тарабаню я.