Для торговли нужен талант, нужны особые люди. И покупатель это чувствует. Он к тебе подходит — и он уже чувствует, что ты — не Продавец. Так — случайный человек. И он проходит мимо, только скользнув по тебе взглядом. И тут не имеют значения цена товара, его качество. Ты — не Продавец. У тебя не купят. Либо, купят в последнюю очередь. Когда уже пойти некуда. Когда купить больше не у кого. И тогда этот покупатель подходит к тебе, с кривой ухмылочкой роется в твоих прекрасных, один-в-один помидорах. Протёртых от пыли перед базаром тряпочкой, уложенных аккуратно в корзину — те, что поплотнее, оранжевые, внизу, а те, что самые спелые, алые — сверху. И вот этот покупатель в них роется. Ты ему уже сказал, что отдаёшь за полцены, что они местные… — Ага, говорит, «местные». Жена у тебя на Кавказе вкалывает, а ты тут три шкуры дерёшь! Спекулянт!!! Потом залазит рукой в самую глубину корзины, достаёт оттуда недоспелый помидор и спрашивает: — Сколько это будет стоить?.. Кавказец? Я брился и переодевался. Я разговаривал с ними на литературном русском языке и на диалектах. Не помогало ничего. Когда женился — пристраивался рядом с тёщей. Она продавала свои восемь корзин помидоров, и одну мою, стоило мне только отойти на минуту. А что случалось, когда нужно было брать весы! Тоже очередь к служащему базара, который выдавал каждому продавцу весы. И — не просто так, а — под залог. Нужно было дать три-пять рублей, или какой-нибудь документ, ценную вещь. Когда я пришёл в первый раз и отстоял очередь, меня базарник спросил про залог. Кто ж его знал!.. Не было у меня ни трёх рублей, ни колечка с бриллиантом, чтобы отдать за весы. А сзади уже очередь начала волноваться. — Уходи! Не задерживай! Порылся по карманам… Комсомольский билет! Протягиваю базарнику — пойдёт? Он с сомнением вертит в руках документ, цвета крови отцов и дедов, которые когда-то нас, кулаков, всех поубивали. Громко вопрошает очередь: — Комсомольский билет — это документ? Очередь не очень дружно подтвердила. Всем хотелось поскорее получить весы и бежать к прилавку. Базарник кинул мою сомнительную ксиву в коробку, на ворох залоговых «трёшек» и «пятёрок». Выдал весы… И вот значит, базар, торговля — всё это осталось у меня в памяти, как не очень хороший сон. Как серия уроков, на которых, как ты ни учил, как ни старался, а приходилось всё время получать двойки. И наступила новая эпоха. Социализм, минуя стадию коммунизма, перешёл к капитализму. Спекуляция, торговля и предпринимательство стали называться одним иностранным словом «бизнес». И многие туда пошли. И купили машины, и построили роскошные дома. И говорили мне: — Пойдём, ведь это так просто! А я знал, что это не просто. Что каждому — своё. Кому-то — торговать. Кому-то лечить людей. А кому-то — писать рассказы и книжки, которые на всей земле с интересом будут читать два-три десятка человек. Но это нужно тоже. У каждого вполне определённое, своё место под звёздами. И к этому месту, к этой крохотной ячейке мироздания жизнь сама направляет нас. Нужно только прислушаться и не стараться печь невкусные пироги, когда до боли, до потери рассудка на обыкновенном заборе хочется нарисовать радугу немыслимой красоты…
Я — русский!
Генка Черкасов работал у нас в телестудии кинооператором. Высшей категории у него не было. Потому что молодой. Высшую давали тому, кто уже в годах и поближе к начальству. А Генка к начальству всегда был настроен критически, всегда со смешочком. Поймал как-то в фойе смазливую любовницу своего шефа, и стал тискать, почти прилюдно, приговаривая: — Да, ладно, да, чё ты! Чё, с Мурзагали тебе можно, а со мной нельзя? Айнурка пыталась вырваться — неудобно, люди же кругом! Коллеги! А Генка всё приставал: — Да, расслабься ты! Вроде бы шутка была, но опасная. |