ГЛАВА 6

На опушке дубравы кабанья семья, голов пятнадцать с подсвинками, вспахивала вытянутыми рылами припорошенные снегом-зазимком желтые листья, выискивая желуди. Молодняк, мешая взрослым наслаждаться сладкими, прихваченными первым морозцем плодами, забыв об осторожности, с веселым визгом носился по опушке. Секач поворчал на них и отошел в сторону. Затем оглянулся вокруг и втянул в себя пахнущий прелыми листьями и первым снегом воздух. Внезапно чуткие уши зверя уловили далекий собачий лай. Он издал хриплый звук, и стая гуськом потянулась за ним в березняк за дубравой.

До березняка оставалось пересечь открытую луговину с мачтами высоковольтки, но по луговине, быстро приближаясь, катился собачий лай. Вепрь развернул семью вправо, в заросли камыша по берегам схваченного ледком болота.

Он уже не раз уходил этим путем… Собаки мало беспокоили его. С лаем покрутятся перед болотом, но в ледяную воду не пойдут, как бы хозяева ни материли их. Однако секач хорошо знал, что, отчаявшись послать собак в воду, их хозяева начнут беспорядочную стрельбу по камышам. Чтобы скорее увести стаю подальше от людей с ружьями, он торопливо взламывал неокрепший лед своим грузным весом и, как ножом, срезал кривыми клыками встречающиеся на пути чахлые березки, чтобы подсвинки, обходя их, не ухнули в гиблую болотную топь.

Выбравшись из болота, кабаны стряхнули с себя тину и потянулись гуськом в овраг. За ним — поле с зеленями, а за полем — густой хвойный лес, где можно отлежаться до вечера в глухомани.

Звери уже достигли присыпанных снегом малахитовых зеленей, когда из ольховника, не сбрасывающего на зиму жухлую листву, внезапно выкатилась собачья стая и отсекла их от оврага.

Секач вздыбил дремучую, жесткую шерсть на загривке и бросился им навстречу, чтобы дать возможность своим сородичам прорваться в спасительный овраг.

В ольховнике пожилой человек с аскетичным лицом, в пятнистой офицерской куртке, снял ошейник с громадного пса с длинными ушами и свисающей волнами шкурой.

— Теперь твоя работа, Рамзай, — сказал он.

Пес посмотрел на него умными, налитыми кровью глазами, проверяя — не ослышался ли он.

— Фас! — подтолкнул его хозяин. — Береги себя, мальчик. Фас!

Часть собак бросилась за кабанами, прорвавшимися в овраг, а часть отважно пошла на вставшего на их пути секача.

Однако два первых пса, напоровшись на кабаньи клыки, с визгом отлетели в стороны. Третий забился на зеленях с распоротым боком. Но какой-то поджарый доберман исхитрился-таки на лету цапнуть кабаний бок. Вепрь нацелился было прикончить его своими жуткими клыками, но внезапно услышал грозный рык сбоку. Громадный ушастый пес шел на сближение с ним, по-кошачьи мягко ступая по хрустящим листьям огромными когтистыми лапами и нервно поигрывая поднятым вертикально вверх толстым хвостом. Раздутые брылы на его морде обнажили мощные клыки, через которые рвался не привычный собачий лай, а грозный хриплый рык, напоминающий раскат отдаленного грома. Секач помнил его. Прошлой осенью этот самый ушастый кобель с кровавыми глазами убил подсвинка из его стаи, и ему самому пришлось тогда отведать мощь его клыков…

Не дожидаясь приближения врага, вмиг рассвирепевший вепрь первым бросился в атаку. Пес остановился в боевой позе и, поигрывая хвостом, ждал его. Секач готов был погрузить кривой клык в податливую собачью плоть, но кобель без разбега легко прыгнул вверх и на лету вспорол ему клыками шею.

Несколько раз кабан разворачивался и со свирепым храпом бросался на ненавистного противника, но после каждой атаки на его щетине кровянились рваные глубокие следы клыков бладхаунда.

Острая боль заставила секача отступить к оврагу. Но пес, опередив его, встал на тропе перед ним. Он легко уклонился от кривых клыков и полоснул кабана когтистой лапой по глазам и самому уязвимому его месту, пятачку в конце вытянутого рыла.