Вася не успел ей ответить. Перед ними уже склонился камергер, приглашая следовать за ним. С благоговейным трепетом, словно входил в церковь, Вася переступил порог царского кабинета. Он никогда не видел новой императрицы, разве только на тех картинках, которые ходили по городу перед ее коронацией. Елизавета Петровна сидела за рабочим столом. Расшитый золотом и серебром лиф малинового платья с избытком открывал молочной белизны грудь. Румяное полное лицо, яркие, словно спелая вишня, губы, взгляд прямой, но скорее чувственный, чем властный. Странно, она понравилась Васе. Обычно рассеянный, он разглядел сейчас в неприступной царице обыкновенную женщину из плоти и крови. Невольно сравнив ее с Анной Иоанновной, он чутьем угадал, что обе царицы, такие разные с виду, были похожи удивительной верой в безграничность монаршей власти, безмерностью аппетита к земным удовольствиям, изобретательностью по части жестокостей и полным отсутствием сострадания к подданным. Однако не в пример грубой, напыщенной Анне Иоанновне и даже Анне Леопольдовне, недавно отправленной с малолетним сыном и мужем в изгнание, Елизавета Петровна казалась более человечной, веселой и утонченной, более офранцуженной.

Она усадила их напротив себя и стала молча разглядывать. Заметив, что царицу больше интересует Наталья, Вася вспомнил ходившую по городу сплетню о сомнительных отношениях императрицы с некогда самой близкой своей подругой Юлианой Менгден. Но Ее Величество уже очнулась от молчаливого созерцания, громко заговорила – в отличие от Анны Иоанновны, без акцента, что Вася непроизвольно отнес ей в заслугу. Эта уж точно рождена на земле своих предков! Начало хорошее! Елизавета Петровна говорила спокойным приятным голосом. Она обратилась к Наталье, назвав ее не без умысла девичьей фамилией:

– Да ты, Наталья Сенявская, и в самом деле красавица! – сказала она. – Мне доподлинно известно, что до Васи ты многим кружила голову!

Заметно смущенная, Наталья опустила глаза, закраснелась, однако не растерялась, ответила:

– Если это и так, Ваше Величество, то я не придавала тому значения.

Елизавета Петровна нахмурилась.

– Почему же вышла за Васю? – сухо спросила она.

– Потому что… потому что мы полюбили друг друга, – пролепетала Наталья.

– А не потому ли, что сумасшедшая Анна Иоанновна решила развлечься?

– Напротив, Ваше Величество, она была благосклонна к нам.

– Настолько, что даже первую брачную ночь устроила вам в парилке! – брезгливо сказала царица.

– Но это была лишь шутка! – возразила Наталья с такой поспешностью, как будто она сама эту шутку придумала.

Императрица упрямо продолжала свое, ее взгляд стал более жестким:

– А то, что она тебе выбрала такого безобразного мужа, это тоже шутка? Не глупи, перестань ее защищать! Думаю, она здорово посмеялась в день вашей свадьбы.

– Да, Ваше Величество, она смеялась, наверное… Но без злого умысла.

– Ты небось тоже смеялась тем вечером и тоже без злого умысла?

Вася был возмущен. Но еще больше он беспокоился за жену. Потоком слез или вспышкой гнева ответит она на обидные измышления царицы? Он бросил на Наталью умоляющий взгляд. Покорно склонив голову, она стояла перед своей мучительницей, равнодушно слушая колкости. Наконец со вздохом ответила:

– Да простит меня Ваше Величество за дерзость, но то, что я думала в день моей свадьбы, не имеет большого значения… Я была довольна… и довольна сейчас, потому что это послал мне Господь… или царица…

– Даже если они подложили тебе в постель урода?

– Мы с Васей венчаны в церкви. Господь нас благословил. Все остальное не в счет.

Услышав, как правдиво и вдохновенно говорила Наталья о своей преданности мужу-калеке, ласки которого не снесла бы никакая другая женщина, Вася подумал, когда же она была искренней? Сейчас, когда стояла с видом святой, отказавшейся от земных радостей, или тогда, когда стонала в его объятиях? Может быть, в ней уживались две крайности, талант, который раскрылся в супружестве с карликом? Милосердно, по-христиански приносить себя в жертву, не чураясь языческих радостей.