Я хотел бы видеть хозяйку, мадам Мари.
— Она сейчас подойдёт.
Пока ждали хозяйку, потягивали каждый свой напиток. Антуан молчал, и за занавесочкой его красивых — ах каких красивых! — глаз явно что-то творилось. Наверняка очень неприятные для меня мысли. Как же его расположить к себе? Как приручить? Я даже его собаку боюсь…
— Антуан! Как ты удачно заглянул!
От дверей в зал к нам спешила маленькая худенькая женщина с элегантной короткой стрижкой сивых волос. Она была из той породы дамочек, у которых нет возраста. Вот не скажешь — пятьдесят ей лет или шестьдесят. На сорок уже не тянет, но, если бы накрасилась, могла бы сойти за сорокапятилетнюю. На загорелом морщинистом лице женщины светилась улыбка — не коммерческая, а вполне искренняя. У неё даже глаза улыбались. Энергичным чуть размашистым шагом хозяйка подошла к столику и всплеснула руками:
— Да когда же ты перестанешь хорошеть? Это становится даже неприличным!
Маркиз галантно встал, и они изобразили четыре чмока щека к щеке. Потом Антуан ответил, тоже очень искренне:
— Всё равно мне никогда не догнать вас, мадам Мари!
— Ах, не смей звать меня «мадам»! Я чувствую себя… как tenancière**! Мари, мой мальчик, просто Мари.
Она повернулась ко мне, секунду изучала моё лицо, потом потянулась чмокаться и со мной. Из вежливости я повторила её жест. Мари легонечко смахнула несуществующие крошки со стола и осведомилась:
— Ну что, дорогие мои, вы выбрали?
— Я закажу для нас обоих, — спас меня Антуан, ибо блюда из меню наводили на меня священный ужас своими названиями. — Сначала мы попробуем ваши petits farcis à la niçoise***. Они, конечно, не так вкусны, как у Манон, но я всё равно их люблю.
— У меня самые правильные petits farcis à la niçoise! — оскоблённым тоном ответила Мари, откинув чёлку со лба. — Это семейный рецепт, так их делала моя мама!
— Нет, нет, не будем спорить, Мари! Единственно правильный рецепт — в нашей семейной тетради! — усмехнулся Антуан. — Но ваши я всё равно люблю. Потом, пожалуй, две sole meunière**** и ньокки соус песто.
— Сделаем в лучшем виде, Антуан, — кивнула хозяйка. — Какое вино будете пить?
— Розовое, Мари, будьте так добры, на ваш вкус. Мой вы знаете!
И Антуан лукаво улыбнулся.
— Помню-помню, — отмахнулась женщина. — Из специального резерва.
Когда она удалилась, я спросила из чистого любопытства:
— Что такое специальный резерв?
— У Мари есть собственный погреб коллекционных вин, — слегка растягивая слова, ответил Антуан, откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на меня. — Как и у моего деда. Это в своём роде негласное соревнование — у кого лучшие вина. Когда дед Анри приезжает в Ниццу, обязательно приходит обедать сюда и презентует Мари одну из наших бутылок. А она ему открывает одну из своих.
— И кто побеждает? — мне стало смешно от таких соревнований, и Антуан тоже засмеялся, словно я заразила его:
— Пока ничья, но оба напиваются знатно!
Он отправил в рот фаршированную паприкой оливку и задумчиво качнул головой:
— Думаю, однажды дед Анри всё же наберётся смелости и предложит Мари руку и сердце.
— Тогда закончится соревнование, — я пожала плечами, сделав глоток Мартини. |