Однако там, где еще недавно зиял проход между Космом и Метакосмом, Ной заметил у самой земли легкое мерцание. Он присел на корточки и присмотрелся. Похоже, про ход захлопнулся не до конца. Осталась узкая щель в четыре-пять дюймов шириной. Ной коснулся ее, и она затрепетала, словно готовая захлопнуться. Он осторожно лег животом на землю, приникнув взором к щели.
Он увидел полоску берега и море, но без кораблей. На верное, капитаны поняли, что случилась беда, и увели суда в какую-нибудь гавань, где подсчитали выручку и припугнули команду, чтобы никто не проболтался.
Все погибло.
Ной поднялся, посмотрел на затянутое тяжелыми снежными тучами небо. Что теперь? Должен ли он теперь спуститься с горы и отправиться в, мир Сапас Умана?* (* От sapas humana — человеческая тварь (исп.).) Зачем? Их мир — мир обмана и вымысла. Что ждет его там, кроме унижений и разочарований? Лучше он останется здесь, где можно вдыхать воздух Субстанции и смотреть, как движется свет на ее берегах. Он найдет способ защитить ату щель, похожую на язычок пламени, и не дать ей исчезнуть. Он будет ждать, ждать и молиться, чтобы однажды кто-нибудь прошел по берегу моря снов и заметил ее. Тогда Ной расскажет свою печальную историю и попросит найти Посвященного, который откроет проход. И Ной вернется в свой мир. По крайней мере, таков его план. Ной знал, что шансы ничтожно малы. Они выбрали этот берег именно потому, что обычно на нем никого не бывает, и вряд ли завтра сюда при едет толпа отдыхающих. Но терпение дается легко, когда ничего больше не остается, а Ною больше ничего не оста лось. Он будет ждать, а в ожидании станет называть звезды этого нового неба именами умерших, чтобы говорить с ни ми, и время пролетит незаметно.
Все шло своим чередом, и вскоре вниз смотреть стало интереснее, чем вверх, потому что в долину под тенью высокой вершины пришли люди. Ной видел, что жизнь у них трудна и обыденна, но тем внимательнее приглядывался к ней. Зрение у него было таким острым, что со своей площадки возле двух скал он различал цвет глаз женщин. Тогда в долине по явилось много женщин, и все были крепкие, стройные, а некоторые даже красивые. А мужчины поняли, что этот кусок земли не хуже прочих годится для жизни, и построили там дома. Они стали ухаживать за женщинами, потом женились и обзавелись детьми.
И через некоторое время там вырос и стал процветать гордый маленький городок под названием Эвервилль.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГОРОД
I
«Прости меня, Эвервилль».
Завещание было написано выцветшими коричневыми чернилами на бумаге цвета нестиранной простыни, но за шестнадцать лет работы поверенным Эрвину доводилось иметь дело и с менее отчетливыми письменами. Например, Эвелин Моррис написала свои последние распоряжения («Усыпите моих собак и похороните их рядом со мной») йодом на абажуре настольной лампы, стоявшей возле ее смертного одра, а Дуайт Хэнсон дополнение к завещанию нацарапал на полях книги об утиной охоте.
Эрвин где-то вычитал, что в Орегоне процент инакомыслящих на душу населения выше, чем в любом другом штате. Больше активистов, сторонников теории плоской земли, приверженцев выживания — и все они счастливы жить за три тысячи миль от правительства. В глуши, в штате, где и плотность населения невысокая, они строили и продолжа ют строить собственную жизнь, не похожую ни на чью другую. И есть ли лучший способ выразить свою индивидуальность, чем в последнем слове, обращенном к миру?
Тем не менее завещание, которое сейчас читал Эрвин, можно было отнести к самым ярким образчикам местной оригинальности. |