Несмотря на то, что на душе у неё было нелегко, она отправилась в путь.

Солонец был почти у подножия сферы. Она видела, как грязь прилипла к её странно сверкающей поверхности. Она попробовала не обращать внимания на сферу, и начала скрести липкую грязь.

Недостатка в соли не было. Сто миллионов лет назад, когда континенты сложились в своём танце в эту Новую Пангею, поверх значительной части Северной Америки образовалось обширное внутреннее море. Оно было отрезано от океана, и от него остались лишь разбросанные по земле озёра рассола. Но это исчезающее море оставило после себя обширные пласты соляных отложений — сверкающую равнину, которая простиралась на сотни километров. Соляные пласты были покрыты обломками, вымывавшимися из остатков гор, подвергшихся быстрой эрозии, и теперь оказались захороненными под метрами ржаво-красного песка, но по-прежнему находились на своём месте.

Вскоре она выкопала яму на глубину вытянутой руки и стала вытаскивать горстки грязи с примесями серовато-белой соли. Она жевала грязь, позволяя кристаллам соли растворяться у неё во рту, и сплёвывая песок. Собрав в своём животе запас соли для дальнейшей передачи Древу, Последняя освободилась от своего принуждения.

И она снова обратила внимание на сферу. Та передвинулась с того места, где она впервые увидела её. И она парила над землёй: под ней можно было разглядеть просвет шириной в палец.

Она приблизилась к сфере, опираясь на ступни и костяшки пальцев, и в её глазах светилось тусклое любопытство. Она почти не боялась. В её пустынном мире было мало чего-то нового. И аналогичным образом было мало угроз. Среди пейзажа, ровного, как поверхность стола, хищникам приходилось с большим трудом подкрадываться даже к самой медлительной и тупой добыче.

Она осторожно погладила поверхность сферы кончиком пальца. Та была ни тёплой, ни холодной. Она была гладкой, гораздо более гладкой, чем что-либо из того, что она ощущала до этого. Волосы на её руке поднялись дыбом, как будто наэлектризованные. И она могла ощутить какой-то запах, похожий на воплощение самой пустыни: электрический запах гари, горения и сухости.

Запах опалённого металла в действительности был результатом воздействия сильного вакуума: это было наследие космоса.

Покончив со сбором пищи, люди один за другим возвращались к Древу, залезали на его ветви и плотно заворачивались в его листья.

Последняя обернула кожистые листья вокруг своего тела. Чревный корень быстро выполз, тыкаясь в поисках клапана на её животе, и проник в неё, словно вновь отросшая пуповина. Когда её насыщенные солью жидкости начали поступать в Древо, Последняя получила в награду успокаивающее ощущение безопасности, мира и лёгкости. Это настроение было вызвано химическими соединениями, которые проникали в её тело, когда она обменивала свою кровь на сок Древа, но из-за этого оно не становилось менее приятным. Это было её единовременное вознаграждение за кормление Древа, а вот долговременной наградой была сама её жизнь. Древо ничего не брало, не давая ничего взамен. Ни послечеловек, ни Древо не были паразитами друг для друга. Это был истинный симбиоз.

Но что-то было не так. Последняя ощущала себя скованной, невыразимо обеспокоенной.

Пусть даже тёплый сок затуманил её голову зелёной сонливостью, она продолжала думать о том, как дитя лежало в своём коконе, держа большой палец во рту, а перед ней извивался чревный корень. Что-то было неправильно. Об этом ей говорили все инстинкты.

Сок начал ещё сильнее пульсировать в её кишечнике, и усыпляющие соединения поступали в её тело. Эта ударная инъекция означала, что Древо хотело, чтобы она оставалась здесь, где была, в безопасности своего кокона. Но её всё ещё тревожило это ноющее осознание неправильности происходящего.

Она вытянула чревный корень из своего живота и с силой оттолкнулась плечами и ногами. Кокон лопнул и раскрылся, она кувырком полетела на землю.