– Здрасьте, – вежливым дуэтом ответили дети и отошли от греха подальше за отцовский шезлонг.

Завязался общий оживленный разговор, из которого Ника узнала, что дядя Митя снова проездом, спешит на встречу с Рыжим к Тимурычу, вот и решил по пути завернуть.

– Слышь, Димон, а мы тоже к Тимурычу в баню собираемся, – влез Толстый. – Нормально, поедем все вместе. Оторвемся!

– А нога? – насторожилась Гена. – Эжен, давай дома останемся, с детишками повозимся!

– Ему обязательно надо ехать, – доверительно сообщил Длинный. – Врач велел раны пропарить!

– Дядь Мить, – заканючил Петр. – Прокати на «ламборджини», а? Хоть до заправки, а обратно мы пешком!

– Нет вопросов, мин херц! – улыбнулся гость. – Хоть до Жмуркина!

Провожать веселую компанию ни Ника, ни тетя Валя, ни даже Жан не стали. Няня только наказала двойняшкам, чтобы по Жмуркину не гуляли, а сразу мчались домой.

И что вы думаете, они послушались?

Явились через час! Оказалось, вся компания перед баней решила наведаться в знаменитый жмуркинский «Лабаз». А там открыли казино!

– Какое казино? – не поверила Ника.

– Самое натуральное, – уверил Петр. – Пока, правда, там только игровые автоматы, но папа сказал, что и рулетку привезут!

– Ника, а я пятнадцать рублей выиграла! – похвасталась Марфа.

– Ага! – тут же сдал сестру Петр. – И двадцать проиграла!

– Откуда деньги? – строго спросила няня.

– Папа дал! – объяснила Марфа. – Все в магазин пошли, а он с нами остался. И как на автоматах играть, показал.

– А, ну раз папа, тогда ладно, – успокоилась Ника. – А чего ж проиграли-то? Плохо отец объяснил, что ли, как деньги зарабатывать? Банкир все-таки…

– Да нет! – отмахнулась Марфа. – Времени не хватило отыграться. Нас папа домой отправил.

После обеда тетя Валя отбыла в Москву, а с ней укатил Жан. Опустел дом. Дети, животные да Ника.

* * *

Собаки от жары были совершенно квелыми, даже на призывы Марфы поиграть лишь лениво дергали хвостами да закатывали глаза, а потом и вовсе уковыляли за дом, в холодок. Натуральный ветерок нравился животным гораздо больше, чем кондиционированная домашняя прохлада. Нике, впрочем, тоже. А вот двойняшки – дети цивилизации, – наоборот, предпочитали помещение. Петр нажал какую-то кнопку, и в гостиной повеяло морем, соленой свежестью и даже запахом водорослей.

День выдался необыкновенный. Вроде жаркий, а вроде просто очень ласковый. Теплый прогретый воздух шел ровными плотными потоками, окутывал тело, не напрягая жарой, не выматывая удушьем, а ненавязчиво и легко прогревая все естество насквозь. И такая ясность, такая яркость искрились вокруг, что каждая травинка на газоне, каждая песчинка на дорожке, каждый листочек на деревьях светились особенным, отличным от собратьев, цветом. Цвета эти, смешиваясь, переливаясь, создавали в густом тягучем воздухе то самое радужное великолепие, которое по ошибке почему-то называют солнцем. Само солнце – вот оно, в дальней дали, высокой вышине, белое, как луна, только очень яркое, не взглянешь. А небо, наоборот, радостно голубое, ни на море, ни озеро, ни на реку не похожее. Необъятная, необозримая бесконечность, ровная, гладкая. Точно мастер натянул на жесткие пяльцы кусок гладкого натурального шелка, да так правильно закрепил, что ни морщиночки, ни складочки! Проведи рукой – скользнет как по маслу…

Вот бы кто такой шелк произвел! Ника уже видела себя в летящем, струящемся, невесомом наряде.