— Нет. Сейчас, только сейчас!

— Нас могут задержать патрули. Не пропустят через мост.

— Пропустят. Я сделаю так, что пропустят. Я все сделаю. Вы пойдете со мной?

— Иди, Вильгельм,— сказала Маргарита, все еще неподвижно стоящая у двери.— Нужно идти.

— А разве я говорю, что не нужно? — усмехнулся Вильгельм и добавил: — Чудные вы, женщины...

Он взял черный клеенчатый плащ, помог одеться Гильде.

— Удачи вам! — сказала Маргарита.

— Спасибо,— ответила Гильда.— Спасибо тебе, Маргарита.

Впервые за сегодняшний день она улыбнулась искренней улыбкой, подошла к Маргарите и поцеловала ее.

— Спасибо, милая!

ОДИССЕЯ ПАНА ДУЛЬКЕВИЧА

Михаил раздвинул стеклянные двери, ведущие из прихожей в маленькую комнатку с круглым столом и четырьмя креслами вокруг.

— Прошу. Проходи, Юджин. Проходите, господин Кауль. Отныне вы с Юджином неразлучны. Как у нас говорят: водой не разольешь.

— А ты здорово устроился тут, черт возьми! — сказал Юджин, вольготно развалившись в кресле.— Садитесь, господин Кауль. Это кресло после тюремных табуреток покажется вам несколько мягковатым, но привыкайте. Вокруг Америка, она привыкла мягко стелить...

— Не забывай, что ты на территории Советского Союза,— усмехнулся Скиба,— хоть и временно, но это все же советская территория.

— Не забывай и ты,— Юджин шутливо погрозил ему пальцем,— что находишься под эгидой целых трех союзнических держав! Недаром же водрузил эту пирамиду с портретами и флагами возле своей резиденции. Кстати, Черчилля пора уже заменить. Где портрет их нового премьера... как его?

— Эттли?

— Пусть будет Эттли. Мне безразлично. Черт белый не хуже черта черного. Мы, например, от своего Трумэна ничего хорошего не ждем... К старику Рузвельту хотя бы уже привыкли. Ну, да он, что и говорить, мозговитый был дед... А новый президент — это все равно что я, Юджин Вернер — лейтенант. Случай. Чистейший случай. Какой-то писарь в высоких штабах решил утешить моих стариков, чтоб не очень убивались по сыну, и записали меня в офицеры. А я выскочил из могилы! И вот — лейтенант! Чудеса! У тебя найдется что-нибудь выпить? Нам есть о чем вспомнить, есть о чем поговорить. Не выпить при таком деле — грех! Ну, так говори — найдется? А то я сбегаю в ближайшую офицерскую лавчонку и чего-нибудь раздобуду.

— Что-нибудь и у нас найдется,— успокоил его Скиба.— Сиди уж, раз попал ко мне в гости. Живым я тебя отсюда не выпущу.

— Такой смерти не боюсь. Раз ты вывел меня живым из ада, теперь смерть из твоих рук не страшна. Как, господин Кауль, страшно умирать? Вы боитесь смерти?

— Я не знаю, что это такое.

— Ну, это уж чрезмерное бахвальство, господин Кауль! Думаете, если сбили меня с ног первым ударом, то уж вам и море по колено? Да я ведь не профессиональный боксер. Всего лишь любитель. Меня больше интересовали курочки, а совсем не бокс. Жаль, что вы не видите, я показал бы вам фотографию своего петуха. Лучшего петуха в Соединенных Штатах. Если мы с вами хорошо поработаем, я повезу вас в Штаты. Вы должны побывать там. Вы не можете себе представить, что это за страна! У нас, в Пенсильвании, была утка с тремя ногами. А в Миннесоте...

— Я был в Штатах,— перебил его слепой.

— Были в Штатах? Когда?

— В молодости. Еще когда занимался боксом. Это было двадцать восемь лет назад.

— К сожалению, не помню вашего приезда. Меня тогда еще не было на свете.

— Пожалуй, утки с тремя ногами тоже не было еще тогда на свете? — не преминул съехидничать Михаил, ставя на стол бутылку коньяка и несколько стопочек.