— Что это за баночки? — скептическим взглядом Юджин окинул стопки.— Разве так пьют в России?

— В России пьют водку, но, к сожалению, сейчас я не могу вам ее предложить. Это уже когда приедешь ко мне домой. Тогда я налью тебе стакан водки, полный, с верхом. Чтобы ты выпил сразу и больше не просил.

— А на закуску?

— На закуску? Соленый огурец и кусок сала положу.

— Бекона?

— Бекон — это не то. Сало. Тебе трудно это объяснить. Неповторимая штука. Все равно как трехногая утка.

— Далась тебе эта утка!

— А сейчас мои ребята приготовят нам шашлык. Кавказский шашлык. У меня тут есть один грузин — он так виртуозно зажаривает, смею тебя уверить, таких шашлыков не пробовал даже ваш президент!

— И мы будем есть шашлык и вспоминать голодные месяцы наших скитаний.

— Вспомнить есть что.

— А пока — давай выпьем. Возьмите стопку, господин Кауль. Сидеть вместе с нами и не пить — это все равно что сидеть в церкви и не молиться. Ну, где же твой шашлык, Михаил?

— Сейчас, сейчас...

И действительно, стеклянные двери раздвинулись, но вместо шашлыка перед ними предстала молодцеватая фигура незнакомого офицера.

Защитного цвета фуражка с четырехугольным жестким козырьком и белым орлом над ним, мундир из толстого-претолстого сукна, бронзовые пуговицы, галифе, лакированные сапоги с высоченными, по колено, голенищами, френч, перетянутый ремнями, большущий пистолет, болтающийся на животе. Усы. И не какой-нибудь там помазок под носом, а настоящие, лихо закрученные кверху усы, спесиво надутые щеки, крепко сжатые губы... Только очки в толстой черепаховой оправе несколько портили воинственный вид офицера и сбили с толку и Михаила, и Юджина, хотя через мгновение они оба вскочили со своих мест.

— Пан Дулькевич!

— А вы думали! Я, я, герои воевать пальцем в сапоге! — сказал майор Войска Польского, протирая одной рукой вспотевшие очки, а другой обнимая друзей.— Я, майор Дулькевич, прошу панство, пся кошчь, до ясной Анельки, фура бочек с горилкой!

— Как вы добрались до нас, пан Дулькевич? — спросил Михаил, когда улеглась радость свидания и они сели за стол выпить за новую встречу.

— Поглядите в окно, и вы увидите мой лимузин с красно-белым флажком. Я теперь амбасадор. Прибыл из самого Лондона! Панство не слыхало про пана Арцишевского? А про пана Миколайчика? Про того понурого фацета со сви-нячими глазками ничего не слыхали? Но ко всем дьяблам! Не буду же я рассказывать вам первый. Я таки майор, а вы оба только лейтенанты, но... пан...

— Пан Кауль,— подсказал Юджин.— Мой помощник. Он немец. Штатский. К сожалению — инвалид. Слепой.

— Сочувствую,— Дулькевич поклонился слепому.— Но как вам нравится? Эти шмаркачи считали, что пан Дулькевич тоже слепой. Что он не найдет их в Европе! Что они спрячутся от него! До ясной холеры! Я нахожу хороших людей, как собачка трюфеля! Ну, добже! Почему вы, пан Скиба, накачиваете нас одним только коньяком? Если у вас нет трюфелей или польского бигоса, то, может, у вас найдется шматок какой-нибудь паршивой буженины?

— Сейчас закусим кавказским шашлыком,— сказал Юджин.

— Думали ли мы тогда о такой роскоши? — Пан Дулькевич даже руками всплеснул.— Коньяк десятилетней давности и кавказский шашлык! То вам не фарамушки!

Принесли шашлык. Это вызвало новую волну восхищения у пана Дулькевича. Он снял очки. Купил их в Лондоне,— глаза уже не те... Конечно, очки не очень подходят к майорскому мундиру, конфедератке и сапогам с высокими голенищами. Но он надеялся вскоре сменить этот мундир на штатский костюм. Жилет, белый или гранатовый, маринерка из мягкого джерси, выутюженные брюки, манжеты, как тогда, у синьоры Грачиоли.