У него есть некоторый потенциал физического насилия – когда он возбужден, когда в опасности. Но это лишь вспышки, мгновения. Не в его натуре планировать и тщательно организовывать преступления, подобные которым вы сейчас расследуете.
– Итак, мы с ним ошиблись. Что же теперь? Отпустить его?
– Кровосмесительство противоречит закону, но его еще надо доказать. Это будет трудно. Я понимаю, вам очень хочется наказать Руди и освободить сестру от его объятий, но поверьте…
– Дело не во мне!
– Именно в вас. – Ей тяжело было смотреть, как мучается Ева, и Мира взяла ее за руку, остановив беспорядочное метание по комнате. – Я же знаю, вам все время кажется, что она – это вы.
– Да, наверное, вы правы. – В отчаянии она села рядом с Мирой. – Я слишком сосредоточилась на нем из-за этого и могла упустить что-то, какие-то детали, которые могли привести к убийце.
– Вы действовали очень логично, шли очень выверенными шагами. Чтобы исключить Руди из списка подозреваемых, надо было очень внимательно его изучить. А это можно было сделать, только предварительно заподозрив в преступлении.
– Но мне потребовалось на это слишком много времени. Чутье мне все время подсказывало, что он не тот человек, но я игнорировала это. Потому что я постоянно смотрела в себя. А должна была внимательнее посмотреть на нее, и тогда, я думаю, я бы вернулась назад.
«Я могла бы быть на ее месте, – постоянно твердил какой-то голос в сознании Евы. – Если бы я не убила сукина сына, я была бы на ее месте».
Она опустила голову на руки, затем резко подняла.
– Боже, я совсем запуталась!
Мира нежно погладила Еву по голове.
– Что вы имеете в виду?
– Я даже не могу нормально провести обычные праздники! При мысли о том, что их надо как-то организовывать, что-то покупать, как-то проводить, – у меня начинает болеть живот.
– Ах, Ева! – Рассмеявшись, Мира покачала головой. – Рождество всех сводит с ума, это абсолютно нормально.
– Только не меня. Я раньше никогда не волновалась из-за этого. Вокруг меня никогда в жизни не было столько людей.
– А теперь есть. – Мира вновь провела рукой по ее волосам. – Как вы собираетесь справляться с этим?
– Не знаю. Я чуть не вышвырнула Пибоди с этой вечеринки! – От возмущения Ева ударила себя по колену. – Вы знаете, с кем она пришла сюда? С мужчиной-проституткой! Нет, вообще с ним все нормально, но он настоящий жиголо – великолепно выглядящий, стройный, интересный жиголо.
– Это возмущает вас, потому что он вам нравится, но вы презираете его за то, чем он добывает средства на жизнь?
– Речь не обо мне, а о Пибоди. Он говорит, что хочет нормальных отношений, у нее начинают сверкать глаза при взгляде на него. И она не желает со мной разговаривать, потому что я позволила себе высказаться о нем нелицеприятно.
– Жизнь – это хаос, Ева. Я боюсь, что вы отодвинули себя от обычной жизни из-за конфликтов и проблем, которые ранят ваши чувства до сих пор. Если Пибоди и разозлилась на вас, то только потому, что сейчас у нее нет никого, кем бы она восхищалась больше и кого бы уважала больше, чем вас.
– О боже!
– Быть любимым – большая ответственность. Вам надо открыть ей душу, потому что вы для нее много значите.
– Меня окружают чертовы толпы подобных людей.
Свет из зала вдруг загородила чья-то тень, и в приоткрытой двери появилась голова Соммерсета. |