Однако Рорк знал, что бережное обращение – не то, чего ей сейчас хочется, поэтому он действовал резко, сильно, временами даже грубовато – так, что скоро она задышала часто и прерывисто, а его руки ощутили бешеное биение ее сердца.
Ева стонала от наслаждения, крепко вцепившись в его плечи, ее обнаженные груди как бы тянулись к нему, а в ложбинке между ними дрожал и подпрыгивал длинный бриллиант в форме слезы, который однажды он подарил ей.
Сначала Рорк покрывал поцелуями ее грудь, потом – упругий плоский живот и наконец добрался до острой косточки, откуда начиналось бедро. Тогда он стянул брюки Евы пониже, и на свет появился треугольник мягких курчавых волос. Когда его язык оказался внутри ее, тело Евы стали сотрясать судороги наслаждения. Ее оргазм был сродни взрыву шаровой молнии – сердце загнанным насосом толкало кровь, а кожу усыпали бисеринки жаркого пота. Она снова купалась в запахе Рорка, находилась в его плену и, торжествуя, наслаждалась этой сладкой западней.
Наконец Ева почувствовала, как его пальцы ласкают внутреннюю часть ее бедер, раздвигают ноги, и, когда он вошел в нее, она вновь словно куда-то улетела, огласив комнату беспомощным стоном блаженства. Обвив ногами талию мужа, Ева гладила его обнаженные плечи и спину, шептала его имя, а он входил в нее, выходил и снова входил, как в свой теплый, уютный и любимый дом.
Теперь они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, вдыхали дыхание друг друга. Его бедра двигались все быстрее, и она яростно отвечала движением своих бедер. Он снова прижался ртом к ее губам, и Ева почувствовала, как внутри ее словно распускается огромный огненный цветок. В ту же секунду Рорк зарычал, как огромное, красивое и хищное животное, и вонзился в нее в последний раз. А потом уронил голову, прижавшись губами к горлу Евы.
– Как хорошо дома! – пробормотал он.
Рорк терпеливо дождался, когда она закончит с едой и немного расслабится. Тогда он налил ей еще один бокал вина, с тревогой заметив, что темные круги вокруг глаз опять возвращаются.
– А теперь рассказывай, что у тебя приключилось, – сказал он.
– Не хочу тащить свою работу домой, – ответила Ева.
– А почему бы и нет? – улыбнулся Рорк. – Я же тащу.
– Это разные вещи.
– Ева, – Рорк прижал кончик указательного пальца к маленькой ямочке на ее подбородке, – мы оба – и ты, и я – всецело зависим от нашей работы, от того, чем мы зарабатываем на жизнь. Ты не можешь прийти домой и оставить свою работу за дверью – точно так же, как и я. Это сидит внутри нас.
Ева откинулась на подушки и некоторое время молча смотрела на темное зимнее небо. Потом она тяжело вздохнула и рассказала ему все, что случилось с ней за день.
– Это очень жестоко, – проговорила она напоследок. – И не только в обычном смысле слова. За годы работы в полиции я видела гораздо более жуткие, просто кошмарные вещи, но тут дело в другом. Она была такой… невинной. И в ее доме, и в ее лице, и в ее походке было что-то такое… Даже не знаю, как лучше сказать. Во всем этом была именно невинность, а ее часто пытаются уничтожить, Я не помню невинной саму себя, но я прекрасно знаю, что чувствует человек, когда его уничтожают.
Ева негромко выругалась и отставила бокал с вином.
Рорк взял жену за руку и подождал, пока она посмотрит ему в глаза.
– Ева, мне кажется, расследование убийства с изнасилованием – не лучший способ возвращаться к активному выполнению своих обязанностей после тяжелого ранения.
– Я могла бы не принимать этот вызов. Знай я заранее, как все обернется, наверное, так бы и сделала. |