|
- Жаль, жаль, - сказал Зыбин. - А мне как раз позарез надо маринки. - Свежую? - Хоть свежую, хоть копченую. Копченую лучше. Торговец посмотрел, примерился и спросил: - Много? - Да сколько есть, столько возьму. Сестра из Вятки просит. - И он достал из кармана какое-то письмо. - Сейчас не Вятка, а город Киров, - поправил торговец. - Тогда вам только на Или надо ехать. Там ее сколько хочешь. Как пойдете по берегу, так и увидите - тони, тони. Колхоз "Первый май". Там любой колхозник вам устроит с пудик. - А к кому там зайти? Не знаете? Продавец снова подумал, опять они посмотрели друг на друга и наконец окончательно поняли друг друга. - Тогда, в таком разе, как дойдете до правления колхоза - это у моста, сразу же, - спросите Павла Савельева. Он шофером работает. Скажите, от Шахворостова Ивана Петровича. - Спасибо, сейчас запишу - значит, от Шахворостова Ивана Петровича, так! А вот скажите, Юмашева Ивана Антоновича вы не слышали? Дружок у меня был такой, он, кажется, и сейчас еще там. - Как - Юмашев? Да нет, что-то не помню. Я ведь там мало кого знаю из новых, может, не Юмашева вам нужно, а Ишимова? Так такой есть действительно. Весовщик. - Нет, точно Юмашев, - сказал Зыбин и слегка наклонился. - Ну спасибо, сейчас же поеду. Значит, Павел Савельев! Спасибо. Он пошел и снова остановился. У резных ворот с надписью "За колхозное изобилие" толпились люди. Курили, чадили, лузгали семечки. Он протиснулся и увидал художника над мольбертом. Зыбин этого чудака знал. Месяц тому назад он подал объяснение в милицию (нажаловались соседи) и подписался так: "Гений 1 ранга Земли и Галактики, декоратор-исполнитель Балета им.Абая Сергей Иванович Калмыков". Гением человечества, как известно, в то время на земле числился, только один человек, и такая штучка могла выйти очень боком - ведь черт его знает, что за этим титулом кроется, может быть, насмешка или желание поконкурировать. Кажется, такие сомнения в сферах высказывались, но дальше них дело все-таки не пошло. Может быть, кто-то из власть предержащих повстречал Калмыкова на улице и решил, что, мол, на этой голове много не заработаешь. А зря! Голова была стоящая. Когда художник появлялся на улице, вокруг него происходило легкое замешательство. Движение затормаживалось. Люди останавливались и смотрели. Мимо них проплывало что-то совершенно необычайное: что-то красное, желтое, зеленое, синее - все в лампасах, махрах и лентах. Калмыков сам конструировал свои одеяния и следил, чтобы они были совершенно ни на что не похожи. У него на этот счет была своя теория. "Вот представьте-ка себе, - объяснял он, - из глубин Вселенной смотрят миллионы глаз, и что они видят? Ползет и ползет по земле какая-то скучная одноцветная серая масса, и вдруг как выстрел - яркое красочное пятно! Это я вышел на улицу". И сейчас он был тоже одет не для людей, а для галактики. На голове его лежал плоский и какой-то стремительный берет, на худых плечах висел голубой плащ с финтифлюшками, а из-под него сверкало что-то невероятно яркое и отчаянное - красное-желтое-сиреневое. Художник работал. Он бросал на полотно один мазок, другой, третий - все это небрежно, походя, играя, - затем отходил в сторону, резко опускал кисть долу - толпа шарахалась, художник примеривался, приглядывался и вдруг выбрасывал руку - раз! - и на полотно падал черный жирный мазок. Он прилипал где-то внизу, косо, коряво, будто совсем не у места, но потом были еще мазки и еще несколько ударов и касаний кисти, то есть пятен - желтых, зеленых, синих, - и вот уже на полотне из цветного тумана начинало что-то прорезываться, сгущаться, показываться. |
