|
- Как старинная гравюра под прокладкой, - повторил Зыбин. - Да вы поглядите, где вы стоите, - вдруг сердито крикнул Корнилов, - вы же сотельные брюки испортили, ой горе мое! Зыбин залез в куст степной полыни, и она обмарала его желтой, плотно пристающей пылью. - Да что руками, что вы все руками? - еще сердитее закричал Корнилов. - Только еще больше вотрете. Вот придем - надо будет взять сухую щетку и отдраить вас всего. Но только пусть она сама драит. Она, а не вы. А то ничего не выйдет. - Он смешливо покачал головой. - Вот комиссия, создатель. Приедут, посмотрят. Рабочие водку глушат. Одного так уж даже замертво увезли. Научный состав навеселе, а руководитель сидит без штанов в шалаше. Красотища! А научные результаты-то, а? - А ваши косточки, Володя, - ласково сказал Зыбин. - Ваши рожки да ножки. Вот мы их и предъявим. Ведь вы их еще не зарыли? Корнилов загадочно посмотрел на него. - А что мне их зарывать, - сказал он. - Что их зарывать, если... *** А история с костями была такая. Когда после первых робких успехов экспедиции началась полоса сплошных неудач, Корнилов по каким-то понятным одному ему приметам вдруг решил, что место, где они копают, конечно, безнадежное, но вот если приняться за небольшой пологий холмик на яблочной просеке... - Да ведь это же погребение, - убеждал он Зыбина, - очень богатое, вероятно, даже конное погребение. Обязательно надо попробовать. Ну обязательно. Копали долго и безнадежно. Меняли места, изрыли весь участок и под конец докопались. Отрыли преогромную ямину, полную костей. Видимо, сюда свалили остатки какого-то богатырского пиршества - персон эдак на тысячу. Коровы, овцы, козы, лошади, свиньи! В общем, такой груды мослаков, пожалуй, еще никто никогда не видал. Ну что ж! Отрыли и зарыли, что еще делать с костями? Но по колхозу уж пополз слушок, что ученые раскопали сапное кладбище. Что тут только поднялось! Сначала взбунтовался колхоз, затем забеспокоились дамы из дома отдыха СНК, за домом отдыха СНК зазвонил и загудел во все аппараты Наркомздрав. На место раскопок прилетела стремительная комиссия эпидемуправления с молодыми сотрудниками в пенсне, террористического вида и с ящиками с крестами, колбами, пробирками. Яму снова раскопали, обвели канатами и поставили мрачного человека с кобурой. А пока шел суд да разбор, двум парням-землекопам где-то на вечеринке просадили головы. "Сап разводите, проклятые! Вот ваш прораб нам попадется! Всем головы поотмотаем!" Головы, правда, никому не отмотали, и комиссия уехала, составив даже акт, что кости по давности времени опасности не представляют, но все равно все могло бы обернуться очень плохо, если бы не бригадир Потапов. Он - умница! - притащил на заре два ведра карболки и залил яму. Вонь, конечно, поднялась страшенная, но она сразу всех и успокоила. Несло двадцатым годом, вокзалом, бараком, сборным пунктом, пропускной камерой - то есть чем-то сугубо житейским, во всяком случае сап, вылезший из тысячелетней могилы, так не пахнет. Директор узнал об этой истории только через месяц, когда вернулся из срочной столичной командировки. Он вызвал Зыбина и хмуро сказал (а глаза все-таки смеялись): - Ну, то, что вы казенные деньги без меня в землю зарыли, это черт с вами - "наука умеет много гитик", а что такое гитика, никто не знает, значит, и спроса нет. Ну, а если вам колхозники ваши ученые головы посшибают, тогда что? Я за вас, дураков, не ответчик! Так и стояла яма посередине сада, пахла двадцатыми годами, и, проходя мимо нее, все плевались и поминали ученых. *** . |
