|
Нежизненные нежные голубые цикории на высоких, узловатых, крепких и прямых, как веревки, стеблях выгорали и становились розовато-фарфоровыми, белыми, серыми, бесцветными. Зной дрожал, как жар над самоваром. Но вовсю заливались кузнечики. В непогодь они притихали, а в солнце выбирали самые что ни на есть сухие сожженные откосы, и все сотрясалось тогда от их стрекота, он был так убийственно ровен, что Зыбину казалось - не просто тишина, а мертвое безмолвие окружало его все эти месяцы. Но сейчас все вокруг было опять полно осколков - мелких, остро ранящих. Трава пела, стонала, стрекотала. Зыбин различал даже отдельные голоса. Кто-то отчетливо и жалобно просил: приди, приди, приди... А там, выслушав его до конца, отвечали отчетливо и сердито: нет, нет, нет! Проходя мимо зонтика, Зыбин увидел ее - зеленую, большеглазую, словно выкроенную из зелено-белого серебристого листа кукурузы кобылку. "Она? - подумал он. - Но ведь саранча не стрекочет, кажется..." Директор с профессором Дубровским стояли посреди поляны. И Клара тоже стояла с ними. - "Орошай вином желудок. Совершили круг созвездья. Тихо нежная цикада, притаясь, от жара стонет", - сказал Зыбин подходя и стиснул Кларе руку. - Стихотворение Алкея, перевод Вересаева, собрание сочинений, том девятый. Здравствуйте, товарищи! - Нет, с вином мы, похоже, подождем, - жизнерадостно ответил директор, - мы пока с тобой и на квас не заработали. Значит, и орошать желудок нам вроде бы не с чего. Ну, здравствуй, здравствуй, хранитель! Вот за костями к тебе приехали. Он говорил и смотрел ему в лицо добрыми смешливыми глазами. - Но мы-то с вами, пожалуй, заработали, - сказала тихо Клара директору. - Но мы-то с вами, - махнул рукой директор, - мы-то с вами, известно, - золото! Мы люди деловые, точные, с нами шутки плохи. Так, - он обернулся к профессору. - Вот представляю - Георгий Николаевич Зыбин. Читали, наверно, его статью в "Казахстанской правде" про библиотеку. Такой скандал там наделал! А по-нашему - хранитель древности. Руководитель всех работ. А это, хранитель, Николай Федорович Дубровский, наш покупатель из Ветзоо. Ну что - уступим ему твои мослы или нет? "Володя гений", - подумал Зыбин, но сказал: - Да что уступать-то? Ведь их карболкой залили. К ним и не подойдешь. - А неважно! А совсем неважно, - энергично запел седой профессор, похожий на пастора. - Мы, дорогой коллега, их и отмочим, и отмоем. И знаете, какие у нас получатся препараты! Ваша неудача - для нас превеликое счастье. Такого количества костного материала чистопородных линий скота для Средней Азии начала эры нет нигде! А для Артура Германовича, - он кивнул головой в сторону ямы, - это же самый настоящий клад! Он же лошадник! Сейчас как раз пишет кандидатскую об истории киргизца и его отношении к лошади Пржевальского. Вот смотрите, - он махнул рукой через поляну. - Видите? Зыбин посмотрел и улыбнулся. Немчик, - так он сразу окрестил его, - засучил брюки и полез в яму. За ним прыгнул и Корнилов. - И наш дурак тоже туда, - осердился директор и закричал: - Владимир Михайлович, будешь копаться в этой гадости, сейчас пошлю к титану руки отпаривать. На них, может, верно сто пудов допотопного сифилиса! Профессор засмеялся и положил руку на плечо директора. - Да нет, не может быть! - сказал он задумчиво. - Никак не может быть, дорогой Степан Митрофанович. Вы сами говорите, полторы тысячи лет. Какой уж тут!.. - Он вдруг элегантно, чисто по-профессорски подхватил директора под руку. - Пойдемте-ка лучше посмотрим их... *** . |
