|
Он рассчитывал провести еще денек в городе, чтобы расплатиться по счетам и подписать кое-какие бумаги. Кроме того, ожидалось поступление груза, и «некоторые железные части», как он забавно выразился, остались на берегу, так как были отданы в починку. Теперь ему придется нанимать туземную лодку, чтобы отвезти все это на судно. Это, быть может, обойдется в пять-шесть долларов. Он не получал никакого уведомления от Фалька. Ничего... Герман ударил толстым кулаком по столу. Der verfluchte Kerl налетел утром, как разбойник, поднял страшный шум и увел его на буксире. Его помощник не был к этому приготовлен; судно было крепко пришвартовано. Он заявил, что это позор — накидываться таким манером на человека. Позор! Однако Фальк пользовался неограниченной властью на реке, и когда я ледяным тоном намекнул, что он мог попросту отказаться от буксирования, Герман испугался одной этой мысли. Я еще никогда не отдавал себе так ясно отчета в том, что мы живем в век пара. Владея пароходом, Фальк брал верх над всеми нами. Герман, придя в себя, умоляюще заметил, что я прекрасно знаю, как рискованно противоречить этому парню. В ответ я только холодно улыбнулся.
— Der Kerl! — воскликнул он. Он жалеет, что не отказался. В самом деле жалеет. Повреждения! Повреждения! Что он получит за все эти повреждения? И никакой надобности в них не было. Знаю ли я, какие повреждения нанесены его судну? Я с некоторым удовлетворением сообщил ему, что слышал, как затрещали нос и корма его старой калоши. — Вы прошли довольно близко от меня, — многозначительно добавил я. При этом напоминании он воздел обе руки к небу. Одна рука сжимала белый зонтик, и он удивительно напомнил карикатуру на лавочника из его родной немецкой юмористической газеты. — Ах, как это было опасно! — вскричал он. Мне стало смешно. Но тут же он прибавил с самым простодушным видом: — «Диана» пробила бы бок вашего железного судна, как... как эту спичечную коробку. — Неужели? — проворчал я, уже не испытывая желания смеяться. Но к тому времени, как я сообразил, что этим замечанием он отнюдь не хотел меня уколоть, Герман разбередил свое негодование против Фалька. Неудобство, повреждения, расходы! Проклятье! Черт бы побрал этого парня! За стойкой Шомберг, с сигарой в зубах, делал вид, что пишет что-то карандашом на большом листе бумаги. А по мере того как усиливалось возбуждение Германа, я с удовольствием отмечал свое собственное спокойствие и превосходство. Но пока я слушал его ругательства, мне пришло в голову, что добряк все-таки поднялся по реке на пароходе. Пожалуй, выбора ему не представлялось, раз он должен был вернуться в город. Но, видимо, он или угощал здесь Фалька вином, или принял от него угощение. Чем это объяснить? Поэтому я его осадил, заметив, что, надеюсь, он все же заставит Фалька уплатить все издержки на починку, до последнего пенни. — Вот, вот! Получите-ка с него! — выкрикнул из-за стойки Шомберг, бросая карандаш и потирая руки. Мы не обратили на него внимания. Но возбуждение Германа сразу улеглось, словно мы сняли с огня кипящую кастрюлю. Я заявил ему, что теперь он покончил с Фальком и его проклятым буксиром. Он, Герман, может быть, и не попадет больше никогда в эту часть света, раз он собирается продать «Диану» по окончании рейса («Поеду пассажиром на почтовом судне», — машинально пробормотал он). Поэтому ему нечего опасаться злобы Фалька. Он должен только поскорее отправиться к своим грузополучателям и задержать оплату счета за буксирование раньше, чем Фальк успеет заглянуть туда и получить деньги. Ничто не могло менее соответствовать моему решительному совету, чем тот задумчивый вид, с каким он старался удержать в равновесии свой зонтик, прислонив его к столу. Пока я с удивлением следил за его усилиями, он раз-другой полуиспуганно посмотрел на меня. |
