|
.. Она была в отчаянии. Обмороки... Словом, скандал. Грандиозный скандал. Дошло до того, что старый мистер Зигерс, — не теперешний ваш фрахтовщик, а мистер Зигерс-отец, старый джентльмен, удалившийся от дел и скончавшийся на море по пути на родину, — вызвал Фалька к себе в контору. Он хорошо говорил по-голландски, а кроме того, Зигерсы в самом начале помогли Фальку, снабдив его деньгами. В сущности, можно сказать, что они его на ноги поставили. Случилось так, что в то время, когда он сюда явился, они ежегодно зафрахтовывали множество парусных судов, и в их интересах было, чтобы по реке ходил буксир. Понимаете?.. Ну, как известно, и стены имеют уши, не так ли? Собственно говоря, — тут он конфиденциально понизил голос, — в тот раз разговор их был подслушан одним моим добрым другом, — вы его можете видеть здесь каждый вечер, — только разговаривали они очень тихо. Все-таки мой друг слыхал, как Фальк пытался привести всяческие извинения, а старый мистер Зигерс все время покашливал. А ведь Фальк хотел жениться. Ну еще бы! Всем известно, что он уже давно мечтает иметь свою семью. Но его пугают издержки. Когда дело доходит до того, чтобы раскошелиться, он отступает. Вот она — правда, и другого объяснения быть не может. Я это всегда говорил, и теперь все со мной соглашаются. А вы что об этом думаете?
Он доверчиво взывал к моему негодованию, но я, решив ему досадить, заметил, что «это печально, если только это правда». Он подскочил на стуле, словно я воткнул в него булавку. Не знаю, чтобы он сказал, но в этот момент мы услыхали через открытую дверь бильярдной шаги и голоса двух мужчин, вошедших с веранды. Один из них постучал монетой по столу, и миссис Шомберг нерешительно поднялась. — Сиди! — зашипел супруг, а затем радушным, веселым тоном, поразительно противоречившим тому гневному взгляду, какой заставил его жену быстро опуститься на стул, он очень громко крикнул: — Здесь еще можно получить завтрак, джентльмены! Ответа не было, но вошедшие сразу понизили голос. Метрдотель, китаец, направился в бильярдную. Мы услышали звяканье льда в стаканах, бульканье воды, наливаемой из бутылки, шарканье ног, стук отодвигаемых стульев. Шомберг, шепотом, выразил свое удивление: «Кого это черт принес в такое время? — поднялся с салфеткой в руке и осторожно заглянул в полуоткрытую дверь. Он поспешно отступил на цыпочках и, прикрывая рот рукой, шепотом известил меня, что это Фальк, сам Фальк, и — мало того! — он привел с собой капитана Германа. Очевидно, пароход уже вернулся с внешнего рейда — это было неожиданно, но вполне возможно, так как Фальк увел «Диану» в половине пятого утра, а сейчас было два часа дня. Шомберг попросил меня обратить внимание на то, что ни один из них не потратит доллара на завтрак, в каковом они, несомненно, нуждаются. Но к тому времени, как я покинул столовую, Фальк уже ушел. Я слышал, как стучали его огромные сапоги по доскам веранды. Герман сидел совершенно один в большой комнате, где скрывались под полосатыми чехлами два безжизненных бильярдных стола, и старательно вытирал себе лицо. На нем был лучший его береговой костюм; крахмальный воротничок, черный пиджак, широкий белый жилет, серые брюки. Белый бумажный зонтик с тростниковой ручкой помещался у него между ног. Его бакенбарды были тщательно расчесаны, подбородок гладко выбрит, и он лишь отдаленно напоминал того растрепанного и перепуганного человека в запачканной табаком ночной фуфайке и непристойных старых штанах, которого я видел в то утро ухватившимся за штурвал «Дианы». Он вздрогнул, когда я вошел, и тотчас же обратился ко мне смущенно, но с неподдельным волнением. Ему хотелось поскорее выяснить свою полную непричастность к тому, что он называл «проклятым делом» этого утра. Это было в высшей степени неудобно. Он рассчитывал провести еще денек в городе, чтобы расплатиться по счетам и подписать кое-какие бумаги. |
