— Откуда вы взялись? — спросил он.

Сердце у меня упало. Как я был глуп, потратив на это столько энергии и времени!

Но раз я уже так далеко зашел, мне оставалось только сделать еще один шаг и изложить цель моего визита. Он должен немедленно отправиться со мной, ночевать на борту моего судна, а завтра, с отливом, он поможет мне вывести судно в море. Это — барк в шестьсот тонн, осадка — девять футов. Я предложил уплатить ему за помощь восемнадцать долларов. Пока я говорил, он внимательно, со всех сторон разглядывал банан, поднося его то к одному, то к другому глазу.

— Вы позабыли извиниться, — сказал он наконец очень уверенно. — Не будучи сами джентльменом, вы, видимо, не можете распознать джентльмена при встрече. Я — джентльмен. Прошу вас принять к сведению, что, когда я при деньгах, я не работаю, а сейчас...

Я принял бы его за совершенно трезвого, если бы он на секунду не приостановился и не начал с озабоченным видом смахивать дыру со штанов.

— У меня есть деньги — и друзья. Как полагается всякому джентльмену. Быть может, вам хотелось бы знать моего друга? Его имя – Фальк. Вы могли бы взять у него денег взаймы. Постарайтесь запомнить: Ф-а-ль-к... Фальк... — Вдруг тон его резко изменился. — Благородное сердце, — сказал он пьяным голосом.

— Фальк дал вам денег? — спросил я, устрашенный таким финалом мрачного заговора.

— Взаймы, мой милый, — слащаво поправил он. — Встретил меня, когда я вчера вечером прогуливался и, желая, по обыкновению, оказать услугу... А не лучше ли вам убраться к черту с моего двора?

И, ограничившись этим предупреждением, он запустил в меня бананом. Банан пролетел мимо моей головы и ударил констебля прямо под левый глаз. Констебль в бешенстве набросился на несчастного Джонсона. Они упали... Но зачем останавливаться на этой отвратительной сцене, бессмысленной, нелепой, унизительной и смешной?.. Я оттащил экс-гусара. Он дрался, как дикий зверь. Кажется, он был сильно раздражен тем, что потерял из-за меня свободный день: садик при его бёнгало нуждался в уходе. И достаточно было одного легкого удара бананом, чтобы в человеке проснулся зверь.

Мы оставили Джонсона лежащим на спине, лицо его почернело, но он уже начал подергивать ногами. Толстая женщина, окаменев от ужаса, по-прежнему сидела на земле.

Около часа мы в глубоком молчании тряслись бок о бок в нашем ящике на колесах. Экс-сержант был занят тем, что останавливал кровь, струившуюся из длинной царапины на щеке.

— Надеюсь, вы удовлетворены? — сказал он вдруг. — Вот что вышло из всего этого дурацкого дела. Если бы вы не поссорились со шкипером буксира из-за какой-то девчонки, ничего бы и не случилось.

— Вы слыхали эту историю? — спросил я.

— Конечно, слыхал! И нисколько не удивляюсь, если сам консул в конце концов о ней услышит. Хотел бы я знать, как я покажусь ему завтра с этой штукой на щеке! Это вам, а не мне следовало бы ее получить!

Затем, вплоть до самой остановки, когда он выскочил не прощаясь, из его уст лилась отвратительная ругань; он бормотал чудовищные кавалерийские ругательства, по сравнению с которыми самая скверная морская ругань кажется детским лепетом. У меня же хватило сил только на то, чтобы вползти в кафе Шомберга.

Там, сидя за столиком, я написал записку помощнику, поручая ему приготовиться к отплытию на следующее утро. Я не мог вынести вида моего судна. Нечего сказать, смышленый попался ему, бедняжке, шкипер! Что за чудовищная путаница! Я сжал голову руками. Минутами я приходил в отчаяние, остро сознавая полную свою невиновность. Что я сделал? Если бы я был виновен в создавшемся положении, я бы знал по крайней мере, чего следует избегать впредь.