— В таком случае, вы говорите о свадьбе in extremis журналиста Жерома Фандора и о смерти бедной Элен, дочери Фантомаса?

— Да, господин министр.

Министр иностранных дел снова поклонился.

— Что имеет сообщить мне по этому поводу ваше превосходительство?

— Господин министр, речь пойдет о вещах крайне важных и для вас неожиданных. Известно ли вам, кто были свидетели невесты?

Министр иностранных дел нахмурился.

— Я только что узнал об этом в Совете министров. Мне известно, что свидетелями жениха были Президент республики и сыщик Жюв, а свидетелями невесты — вы, ваше превосходительство, и неуловимый злодей Фантомас… Ваше превосходительство, по-видимому, не желает, чтобы его участие в этом деле было предано огласке, не с этим ли связана ваша просьба?

— Вовсе нет, — возразил граф д’Оберкампф.

Пока встревоженный министр терялся в догадках, граф д’Оберкампф торжественно заявил:

— Господин министр, я позволю себе сообщить вам то, чего вы не знаете: покойная Элен, ставшая in extremis женой журналиста Жерома Фандора, вовсе не является дочерью Фантомаса.

— Я знаю об этом, — поспешил уверить его министр иностранных дел. — Но ведь и вы, ваше превосходительство, не можете не знать, что в брак она вступила как рожденная от неизвестного отца и неизвестной матери.

— Увы! — невесело улыбнулся граф д’Оберкампф. — Господин министр, сейчас я не могу вам сказать, кем были родители Элен, которую считали дочерью Фантомаса… Но вы должны знать, господин министр, она голландка и принадлежит к знатному роду.

Эти слова так поразили министра, что он забыл о положенной дипломатам сдержанности.

— Боже мой! — воскликнул он. — Неужели она эрцгерцогиня?

Он вспомнил, что в соответствии с голландским дипломатическим протоколом крестными эрцгерцогов становятся придворные камергеры.

Граф д’Оберкампф отрицательно покачал головой.

— Элен была более знатного происхождения.

— Княгиня?

— Выше, господин министр.

Министр иностранных дел совсем растерялся.

— Ваше превосходительство не вполне взвешивает свои слова, — возрззил он, — выше княгинь никого нет.

— Есть королевы, — с поклоном отвечал граф д’Оберкампф.

Затем, точно сам испугавшись неосторожно вырвавшегося слова, он поспешил добавить:

— Повторяю: к великому моему сожалению, я не могу доверить вам чужую тайну. Я специально приехал в Париж, чтобы переговорить об этом с французским правительством, но — так уж получилось — приехал слишком поздно: если бы об этой смерти стало известно, вся Голландия погрузилась бы в глубокий траур… Поймите меня правильно, господин министр, в этом деликатном деле умолчания неизбежны. В реестре актов гражданского состояния я записал Элен под именем Элен де Майенбург. Имя это вымышленное. А между тем именно под этим именем несчастная уйдет в небытие. Господин министр, я пришел сюда не только затем, чтобы изложить вам все эти престранные факты. Я пришел просить вас об одной милости. В вашем лице я взываю ко всему французскому правительству, и взываю не только я, но вся Голландия.

Прежде чем произнести последние слова, граф д’Оберкампф поднялся. Теперь он выступал в качестве полномочного министра своей страны.

Министр поклонился ему.

— Говорите же, ваше превосходительство, — сказал он. — Ваше превосходительство знает, что Франция будет счастлива оказать услугу Голландии; если просьба, с которой вы соблаговолили обратиться к нам, не заключает в себе невозможного, считайте, что она уже исполнена.