Однако мешки были вовсе не с картошкой, и для их успешной разгрузки требовалось хотя бы знать то, как их загружали. Тут были некоторые нюансы.

В свое время, то есть прошлой осенью, когда Механик вместе с покойным Есаулом перекладывали сокровища из старинных сундуков в эти самые мешки, то постарались так уплотнить все это драгоценное содержимое, чтоб оно занимало поменьше места, а также — чтоб поменьше болталось, звенело и брякало. А Есаул был мужик крепкий и так затрамбовывал, что сами по себе все эти вещички из мешка не вываливались даже при развязанной горловине. К тому же в этот мешок было насовано огромное количество старинных ножей, кинжалов и ятаганов, вестимо, в ножнах, отделанных золотом и серебром, украшенных драгоценными камнями и самоцветами. Причем все это оружие было не абы какое, а из узорчатой сверхтвердой дамасской стали, которая, быть может, кое-что и утратила из своих свойств за 300 с лишним лет хранения в не самых лучших условиях, но явно не затупилась. Несколько этих самых «единиц холодного оружия» Есаул уложил рукоятями к горловине мешка, а другие — рукоятями книзу. Так они плотнее упихивались. Если б мешок сам Есаул распаковывал или Механик, то они, конечно, зная об этом, работали бы поосмотрительней. Но братки решили побыстрее все повыдергать и даже особо не светили на содержимое мешка. В результате один из них сдернул с какого-то кинжала богато отделанные ножны, а другой, сунув руку не глядя, крепко распорол ладонь и запястье о булатное острие. Кровь так и хлынула, лезвие рассадило вену.

После этого братки совсем позабыли про Механика, пришлось наскоро заниматься перевязкой. Тот, кто перевязывал, матерился, и тот, кого перевязывали, тоже. Именно эту ругань Олег услыхал на двадцатой минуте своего ожидания. Кроме него, базар услышал и боец, что караулил наверху.

— В чем дело? — спросил он, нагнувшись над колодцем.

И тут одному из тех, что маялся внизу, пришла в голову гениальная идея:

— Слышь, Петруха! Спустись сюда, мы тебе веревку протянем. Привяжешь к бодалке джипа, зацепишь крючком за нижний угол и потянешь машиной.

Петруха спустился вниз по скобам, браток, имевший две здоровых руки, сумел передать ему крючок, и Петруха стал наматывать веревку себе на руку. При этом оказалось, что часть веревки все еще накручена на катушку, ее стали разматывать, и вот этот-то звук на двадцать пятой минуте своего одиночества Механик принял за работу лебедки.

Все это время напарник Петрухи, спустившегося на помощь товарищам, довольно бдительно наблюдал за ближними от «Чероки» воротами коровника и лишь изредка посвечивал фонарем в сторону дальних ворот. Неожиданно именно с той стороны долетел некий негромкий звук — то ли хрустнуло что-то, то ли камешек какой-то упал. Страж повернулся на звук, направил туда фонарик. Никого и ничего. А вот за спиной у него в это время на фоне проема ворот на несколько секунд возникла неясных очертаний тень, бесшумно проскользнула внутрь коровника и исчезла в темном углу, там, где стоял заброшенный балок. Был бы наверху Петруха — так просто у неизвестного это не получилось бы…

К тому времени незадачливые помощники Механика уже полностью передали Петрухе веревку с крючком. Но наверх он все еще не поднялся, потому что ребята, сидевшие внизу, спешно запихивали в мешок все, что успели из него повыдергивать, и вновь завязывали горловину.

А Петрухин напарник опять услышал странный звук с дальней стороны коровника, повернулся в ту сторону, направил фонарь…

Он и пары секунд не успел поглядеть. Некто, притаившийся за балком, бесшумно выскользнув из укрытия, совершил мягкий кошачий прыжок и повис на плечах у бойца. Крепкая лапа в черной перчатке захватила парня за подбородок и зажала рот, а вторая точно рассчитанным ударом загнала меж ребер штурмовой нож… Боец немного судорожно дернулся пару раз, но тут же затих.