– Да, тогда мне ничего не стоило образумить тебя. Вырос‑то ты вырос, но, что бы ты ни говорил, я запросто могу свернуть тебе шею.

– Да ты и тогда был слабак, а уж сейчас тем более. Даже мама могла противостоять тебе. Если бы она не пила, ты не мог бы ее избивать. Вот как было на самом деле. А в ту ночь она была слишком пьяна, чтобы сопротивляться. Ты воспользовался этим и убил ее.

Отец при этих словах злобно зарычал.

– Зря я тогда соврал копам. Надо было сказать им правду, – произнес Майкл О’Коннел с горечью.

– Не гони волну, – холодно отозвался отец. – Не трогай то, что тебе трогать не положено.

Чем лаконичнее становилась их речь, тем больше она была заряжена ненавистью. Стоя в нескольких футах друг против друга, они напоминали двух рычащих псов, готовых вцепиться друг в друга.

– Думаешь, можно прибить и меня тоже и это сойдет тебе с рук, как тогда? Я так не думаю, старик.

Отец неожиданно сделал выпад и со всей силы двинул сына по лицу. Звук удара эхом разнесся в небольшом помещении.

Майкл О’Коннел свирепо ухмыльнулся. Выбросив вперед правую руку, он схватил отца за горло. Ощутив, как сжимаются ткани под его пальцами, он почувствовал сладкое удовлетворение и непреодолимое желание довести дело до конца. Отец в панике схватил душившую его руку и, вонзив в нее ногти, попытался оторвать от горла, однако ему отчаянно не хватало воздуха. Когда лицо отца стало наливаться кровью, Майкл О’Коннел неожиданно отпустил его и оттолкнул. Отец налетел на кофейный столик, свалив на пол все, что на нем было, упал на спину и, пытаясь подняться, ухватился за ручку кресла, но перевернул его. В результате он остался лежать на полу, задыхаясь и ошарашенно выпучив глаза. Майкл О’Коннел рассмеялся и плюнул на отца:

– Валяйся там, старик. Оставайся там навсегда. Но запомни: если когда‑нибудь Эшли или кто‑либо связанный с ней обратится к тебе и ты согласишься помогать им, я приеду и убью тебя. Но перед этим я тебя помучаю как следует, так что тебе будет очень больно. А потом убью. Понял? Я хотел бы уничтожить все из моего прошлого, тогда мне стало бы гораздо легче. А начать мне больше всего хотелось бы с тебя.

Отец продолжал недвижно лежать на полу. Майкл О’Коннел заметил страх в его глазах и впервые в этот вечер подумал, что приехал сюда все‑таки не зря.

– Молись о том, чтобы никогда больше не встречаться со мной, жалкий старик. Потому что после моего следующего визита ты очутишься в ящике глубоко под землей. Там твое место, оно ждет тебя уже много лет.

Он повернулся и, не оглядываясь, вышел на улицу. Ночной холод ударил его в лицо, как еще одно неприятное воспоминание, но его беспокоила лишь мысль о том, что́ за игру Эшли придумала и почему она решила, что его отец ей поможет. Кто‑то из них обманывал его.

Сев за руль автомобиля, он завел двигатель и подумал, что выяснить все это надо немедленно.

Сжимая в руках пистолет, Хоуп прислушивалась к перебранке отца и сына и шуму драки. Она затаила дыхание, когда Майкл О’Коннел выскочил из дома и прошел к своей машине всего в нескольких шагах от нее. Она не трогалась с места, пока он не вывел машину со двора и не исчез в ночи, набирая скорость.

Наступил критический момент.

«Не медли, – говорила ей Салли. – Не тяни ни одной секунды. Заходи в дом, как только он уедет».

Хоуп поднялась на ноги. В ушах у нее звучал голос Салли: «Не жди, ни о чем не думай. Заходи прямо в дом. Не говори ни слова. Просто нажми на курок и сразу уходи не оглядываясь».

Глубоко вздохнув, Хоуп вышла из‑под навеса, быстро пересекла полукруг света около двери и взялась за ручку. Рывком открыв дверь, она перешагнула через порог.

Она оказалась в кухне, но, как и говорил Скотт, видела часть гостиной.