Я понимал, что я, возможно, делаю. Наверное, примерно то же самое чувствует судья, услышав вердикт присяжных. Пора выносить приговор.
– Я знаю, кто на вас напал.
Я замолчал, ожидая, какую это вызовет реакцию. Она последовала немедленно. В глазах молодого человека пробежала какая‑то тень, которая, казалось, заполнила все пространство между нами. Черная тьма и холодная ненависть. Рука его задрожала, он сжал губы:
– Вы знаете, кто сделал это со мной?
– Да. Но проблема в том, что эту информацию нельзя сообщить полиции, на ней нельзя построить дело, она не дает возможности подать в суд.
– Но вы знаете? – Голос его звучал с пронзительной настойчивостью. – Вы уверены?
– Да, я уверен на все сто процентов. Нет никаких сомнений. Но, повторяю, это не такая информация, которую могла бы использовать полиция.
– Скажите же! – Гудвин почти прошептал это, но в голосе его слышался какой‑то первобытный, пугающий приказ. – Кто это был?
Я достал из портфеля копии снимков Майкла О’Коннела, сделанных тюремным фотографом, и отдал ему. Кэтрин сказала, что поведала мне эту историю по двум причинам. Это была вторая из них.
– Это он?
– Да.
– Где он?
Я отдал ему также листок бумаги:
– Он в тюрьме. Тут его адрес, присвоенный ему в тюрьме номер, некоторые сведения о вынесенном ему приговоре и предположительная дата первого слушания дела о возможности его досрочно‑условного освобождения. Это будет еще не скоро, тем не менее полезно ее знать, как и телефон, по которому можно будет выяснить дополнительную информацию, если это понадобится.
– Но вы уверены? – спросил он еще раз.
– Да. Абсолютно.
– Почему вы сообщаете мне все это?
– Я считаю, что вы имеете право это знать.
– А как вы это узнали?
– Этого я не могу вам сказать.
Помолчав, молодой человек кивнул:
– О’кей. |