|
– Так знайте, я не убивал своего отца, нет, – произнес он сухо с самодовольной ухмылкой. – Они осудили не того человека.
Я должен был передать информацию. Она, несомненно, хотела этого, и мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что она имела в виду. Я подъехал к дому и вылез из машины. Зной к середине дня усилился. В такую жару крутить колеса инвалидного кресла, должно быть, особенно тяжело. Я постучал в дверь и, на шаг отступив, стал ждать. Яркие цветы выстроились в саду правильными рядами, как воины на параде. Послышался скрип колес на деревянном полу, и дверь распахнулась. – Мистер Гудвин? Не знаю, помните ли вы меня. Я приходил к вам несколько недель назад. – Конечно помню, – улыбнулся он. – Вы писатель. Не думал, что увижу вас еще раз. Что, появились еще какие‑нибудь вопросы? Молодой человек улыбался. Я обратил внимание на некоторые изменения, происшедшие со времени моего прошлого визита. Прическа была еще более пышной и косматой, выемка на лбу, куда пришелся удар металлической трубой, казалась менее глубокой и была лучше скрыта свисающей челкой. Кроме того, он начал отращивать бороду, что придавало ему решительный вид. – Как у вас дела? – спросил я. Гудвин махнул рукой в сторону своего кресла: – Спасибо, делаю кое‑какие успехи, мистер писатель. Память возвращается ко мне. То, как на меня напали, я не помню – и вряд ли вспомню когда‑нибудь. Но школа, колледж, прочитанные книги – все это постепенно всплывает в памяти. Так что я смотрю в будущее более‑менее оптимистично, насколько это возможно. Может быть, что‑то меня еще ждет впереди. – Это хорошо. Это просто замечательно! Он улыбнулся, немного поерзал в кресле, уравновешивая его, и спросил: – Но вы ведь приехали ко мне не для того, чтобы справиться о здоровье? – Нет, не для того. – Вы узнали что‑нибудь о нападении на меня? Я кивнул. Его шутливое, беспечное настроение сразу исчезло, он подкатил вплотную ко мне и требовательно спросил: – Что? Скажите мне! Что вы выяснили? Я колебался. |
