Подошел официант предложить еще кофе. Марш отказался. Когда тот удалился на недосягаемое для слуха расстояние, Хальдер продолжил все тем же тихим голосом:

— Франк управлял всем из замка Вавель. Должно быть, там размещался и Булер. Мой приятель работает в генерал-губернаторстве в официальных архивах. Боже, он такое рассказывает… Роскошь, очевидно, была невероятная. Что-то из времен Римской империи. Картины, гобелены, сокровища, награбленные у церквей, драгоценности. Взятки деньгами и натурой, если понимаешь, что я имею в виду. — Голубые глаза Хальдера светились, брови плясали.

— И Булер имел к этому отношение?

— Кто знает? Если нет, то он, пожалуй, был единственным, не связанным с этим делом.

— Это, возможно, объясняет, откуда у него дом в Шваненвердере.

Хальдер тихонько присвистнул:

— Вот тебе и ответ. Мы с тобой, друг мой, были не на той войне. Запертые в вонючем металлическом гробу в двух сотнях метров от поверхности воды в Атлантике. А могли бы жить в силезском замке, спать на шелках в компании с парой молоденьких полек.

У Марша еще было что расспросить, но не было времени. Когда они выходили, Хальдер сказал:

— Итак, ты придешь пообедать у меня с коллегой, занимающейся Союзом немецких девушек?

— Я подумаю.

— Может быть, нам удастся уговорить ее носить форму. — Стоя у входа в гостиницу с глубоко засунутыми в карманы руками и в дважды обернутом вокруг шеи длинном шарфе, Хальдер стал еще больше похож на студента. Вдруг он хлопнул себя ладонью по лбу. — Начисто забыл! А ведь собирался сказать тебе. Вот память… На прошлой неделе в архив приходили двое парней из зипо и расспрашивали о тебе.

Марш почувствовал, как с лица исчезла улыбка.

— Гестапо? Что им было нужно?

Ему удалось сохранить легкий, непринужденный тон.

— О, обычный набор. «Как он вел себя во время войны? Придерживается ли он каких-либо твердых политических взглядов? Кто его друзья?..» В чем дело, Зави? Продвижение по службе или что-нибудь еще?

— Должно быть. — Он приказал себе расслабиться. Возможно, всего лишь обычная проверка. Не забыть спросить Макса, не слыхал ли он что-нибудь о новой проверке персонала.

— Ну тогда, если станешь начальником крипо, не забывай старых друзей.

Марш рассмеялся:

— Не забуду. — Они обменялись рукопожатиями. Когда расходились, Марш произнес: — Интересно, были ли у Булера враги?

— Не сомневайся, — ответил Хальдер.

— Кто же тогда они?

Хальдер пожал плечами:

— Для начала тридцать миллионов поляков.

Единственной живой душой на втором этаже здания на Вердершермаркт была уборщица-полька. Когда Марш выходил из лифта, она стояла к нему спиной. Ему был виден только широкий зад, покоящийся на пятках черных резиновых сапог, да красная косынка на волосах, которая качалась в такт ее движениям — она скребла щеткой пол. Она тихо пела про себя на родном языке. Он протиснулся мимо нее и вошел в кабинет. Когда дверь закрылась, Марш услышал, как она запела снова.

Еще не было девяти. Он повесил фуражку у двери и расстегнул пуговицы мундира.