|
После такой процедуры они становятся изгоями, париями. Им остается лишь рыться в отбросах, и вскоре они полностью опускаются, особенно в смысле личной гигиены. Им запрещалось пользоваться общественными туалетами, и они справляли нужду в вырытые ямки. Учитывая, что туалетной бумаги им тоже не доставалось, вонь от таких распространялась на много метров. Вообще, запах немытого тела — визитная карточка всякого бездомного, но никто не хотел общаться с человеком, от которого разит дерьмом. Если надсмотрщики обнаруживали подобного вонючку, тому приходилось настолько туго, что он предпочитал убраться из Рёкюти для собственного же блага… То же и с нацией — потеряв самоконтроль, она становится объектом всеобщего презрения и напрочь исторгается из международного сообщества.
Сидя на толчке, Нобуэ вспомнил, что, когда население «слило» сорок процентов своего дохода правительству, он все еще торчал вместе с Исихарой в Фукуоке. Тужась, он почувствовал боль в ягодицах, а когда подтирался, его плечи свело. Нобуэ медленно выпрямился, стараясь не напрягать поясницу. Ему в голову вдруг пришла мысль: как быстро он смог бы сейчас пробежать стометровку? В юности, когда он вовсю отжигал в компании Исихары и прочих, мог осилить дистанцию за одиннадцать секунд. Но теперь, черт побери, это вряд ли удастся! Поясница, плечи, локти, да и все остальное едва двигалось. Так что если б ему и пришлось побегать, то он просто развалился бы на части. Нобуэ представил себе эту картину и снова засмеялся. Едва он вышел из кабинки, как до него донесся звенящий голос юноши: — Нобуэ-сан! Полагаю, у вас все благополучно… Длинноволосый скомкал фразу и протянул горячее полотенце. Согнувшись пополам и давясь от смеха, Нобуэ посмотрел на него. — Знаешь что? — вдруг произнес он. — Если бы я сейчас попробовал пробежаться, то рассыпался бы на части, как игрушечный Джи-Ай Джо! Все еще смеясь, Нобуэ оперся о плечо молодого человека и принялся утираться. Он начал с лица и шеи, вытер подмышки, затем сунул руку в штаны и обработал полотенцем промежность. Полотенце из белого стало коричневым, а по завершении процедуры превратилось и вовсе в черное. Время о времени Нобуэ останавливался, чтобы получше разглядеть результат и понюхать махрушку, а завершив процедуру, стал размахивать полотенцем, как флагом. Длинноволосый ошеломленно следил за ним, не в силах вымолвить ни слова. Из очереди на Нобуэ таращилось несколько пар совершено обалдевших глаз.
— Тут у нас есть один новенький, который ведет себя довольно странно. И я хотел бы попросить вас поговорить с ним, — сказал бритоголовый, подходя к Нобуэ. — Что значит «довольно странно»? Они зашагали через поле в сторону леска на юге, где располагался ограниченный пешеходными и велосипедными дорожками участок, поименованный местным людом «народным рынком». Здесь располагались многочисленные лавчонки, торговавшие по низким ценам. Даже те, кто не жил в Рёкюти, приходили сюда за покупками. Лавчонки — громко сказано — торговали как придется: некоторые прямо на земле раскладывали свой товар. Однако большая часть торговых точек была снабжена динамиками, откуда гремела музыка вперемешку с рекламой. Нобуэ нравилась эта суета. Погружаясь в галдящую толпу, он всегда представлял, что находится на какой-то неведомой планете, заселенной необычными формами жизни. Но его бритоголовый спутник не разделял его восторгов. Едва они приблизились к торговым рядам, он нахмурился. — Так что значит «довольно странно»? — переспросил Нобуэ, наклонившись прямо к уху бритого. — Да он не говорит ничего. И еще у него есть эта чертова штука… — Ну так вышвырните его отсюда. — Мы уже два раза его избивали, но он все равно не уходит. И, когда мы его лупили, он даже не пошевелился ни разу. |
