Оно, не расплываясь, отрывается

 И на восток уходит белой глыбою.

 За ним я наблюдаю с удивлением.

 Оно клубится, делится, меняется,

 Все больше упрощая очертания.

 Мне глаз не лжет. На пышном изголовии

 Облитых солнцем снежных гор покоится

 Фигура женщины красы божественной.

 Юнона ль это, Леда ли, Елена ли?

 Как царственно рисуется видение!

 Но вот и нет его. Теснясь, вздымается

 Оно нагроможденьем туч, подобное

 Далеким ледникам, в которых светится

 Великий отблеск дней давно исчезнувших.

 Но грудь и лоб своим прикосновением

 Мне освежает полоса туманная.

 Она спешит принять черты какие-то.

 Не обманулся я. О, благо высшее

 Любви начальных дней, утрата давняя!

 Я узнаю тебя, души сокровище,

 Взор, встреченный зарею жизни утренней,

 Порывисто отвеченный, непонятый

 Взор девушки, которая затмила бы

 Всех, если бы я удержал ее.

 Не разрушаясь, как краса душевная,

 Уходит очертанье, унося с собой

 Всю чистоту мою, всю сущность лучшую.

На гору становится семимильный сапог, за ним — другой. С них сходит Мефистофель, и сапоги спешно отправляются дальше.

Мефистофель

 Совсем измучен маршировкой.

 Скажи, зачем у этих скал

 Решил ты сделать остановку?

 Ведь эту местность я узнал:

 Крутая эта высь сначала

 Дно преисподней представляла.

Фауст

 Не можешь ты без вечных штук.

 Вздор, небылицы, что ни звук.

Мефистофель (серьезно)

 Но слушай же. Когда за грех один

 Господь низверг нас в глубину глубин,[220]

 Мы центр земли в паденье пересекли

 И очутились в вековечном пекле,

 Где полыхал огонь среди теснин.

 Признаться, несмотря на освещенье,

 Мы оказались в трудном положенье.

 Раскашлялись тут черти целым адом,

 Тяжелый дух пуская ртом и задом.

 От вони ад раздулся. Серный газ

 Давил на стенки каменистых масс.

 Росло давленье. От его прироста

 Потрескалась кругом земли короста.

 Взрыв тотчас вызвал общий перелом,

 И стало верхом то, что было дном.

 Геологи, наш опыт разработав,

 Ввели теорию переворотов.

 И правда, свергнув бездны жаркий гнет,

 Теперь мы дышим воздухом высот.

 Лишь откровенье с трудностию крайней

 Людей подготовляет к этой тайне.[221]

Фауст

 Гора крута, а как и почему,

 Претит копаться духу моему.

 Когда природа всю себя сложила,

 То шар земной круженьем обточила.

 Вершины гор — естественный нарост

 Вокруг ложбин, ущелий и борозд.

 Понятно, что крутых хребтов отроги

 К долинам рек становятся отлоги.

 Существованье гор, лугов, лесов

 Обходится без глупых катастроф.

Мефистофель

 Ты полагаешь? Но иного мненья,

 Кто был свидетелем их появленья.

 Я был при том, когда еще на дне

 Пылал огонь и гул катился громкий.

 Молох ковал утесы на огне

 И сыпал стопудовые обломки.[222]

 Найдя в полях гигантскую плиту,

 Смолкает ум философа неловкий.