..
Следующий день стал батальным, и Потемкин здорово отличился,
отбив у турок две пушки, но и сам едва в живых остался.
Похоронив убитых на окраине города, русские храбрецы выпили в
Фокшанах все котнарское вино, шипением и легкостью похожее на
шампанское. Тут и радовались, тут и плакали, потом тронулись
обратно... Румянцев признал заслуги Потемкина в деле под
Фокшанами, сделав его кавалером, но не георгиевским -- лишь
аннинским. Реляции с фронта были напечатаны в
"С.--Петербургских ведомостях". Потемкина представили в ореоле
геройства, Вася Петров обласкал его вычурною эпистолой:
Он жил среди красот, и, акй Ахиллес,
На ратном ноле вдруг он мужество изнес:
Впервой приял он гром, и гром ему послушен,
Впервые ветрел он смерть, и встретил равнодушен!
Плохие стихи. Но дареному коню в зубы не смотрят.
Потемкин застал Яссы в тревоге: чума проникла в ставку,
генерал Штоффельн умер. Пока она блуждала где-то по бивуакам,
поражая безвестных солдат, Петербург не волновался, но теперь,
со смертью начальника Молдавского корпуса, приходилось
публиковать для всеобщего сведения, что чума есть, она рядом,
неотвратима, как рок. Корпусом стал командовать князь Николай
Васильевич Репнин, прибывший из Варшавы, и Потемкин спросил
его-каково там поживает его приятель Яков Булгаков. Репнин
ответил: "Предвижу большое будущее сего молодого расторопного
человека"...
Каждый человек имеет свои недостатки -- имел их и Румянцев.
Если встречались на пути его армии холмы, он рапортовал в
Петербург о горах неприступных, болотца под его пером
становились трясинами, ручьи разливались в реки, а при наличии
провианта на неделю он писал, что они тут, бедные, с голоду
помирают. Екатерина хорошо знала эту причуду в характере
полководца и потому бывала крайне настойчива в своих
требованиях к нему, заведомо зная, что холмы преодолеют, в
болотах не увязнут, реки любые форсируют, а с голоду никто не
помрет...
Кишинев, разоренный татарами, был в ту пору торговым
местечком, где жили купцы-армяне. Армия же квартировала в
Яссах, столице молдаванской. Здесь монастырь и дворец
господаря, а сам город -- захудалая деревня. Смуглые и
жилистые, как чертовки, ясские боярыни щелкали волошские орешки
быстрее белок, сидя в колясках подле недвижимых и тучных
мужей-бояр, игриво подмигивали русским "пашам" и "сераскирам".
Потемкин, изнывая от скуки, тоже завел себе пассию по имени
Кассандра, которая всегда валялась на кушетке, уже в готовной
истоме.
Васенька Рубан писал ему в Яссы: не осталось ли чего в
Молдавии от Овидия, коего прегордый Рим сослал в эти края? О
себе же сообщал, что граф Никита Панин использует его знание
турецкого языка в Коллегии иностранных дел, а Васька Петров
ныне в чести живет: Екатерина доверила ему воспитание того
мальчика, Маркова-Оспина, от которого прививки на Руси
завелись. |