Изменить размер шрифта - +
Ведь я не мог быть уверен, что убью его наповал. В случае же, если бы я его только ранил, он бы вполне успел выстрелить в заложника. И я думал… — Малдер вдруг заволновался. — В конце концов, Барнету некуда было деваться. И я думал, он сдастся.

— Что же произошло на самом деле?

— А на самом деле… — Малдер глянул на подсудимого и чуть не поперхнулся: тот презрительно улыбался, поигрывая цепочкой наручников. — Джон Барнет выстрелом в висок убил своего заложника и тот же выстрелил в агента Уоленберга. Он попал ему прямо в лицо…

— Благодарю вас, агент Малдер, — быстро сказал прокурор. — У меня больше нет вопросов.

Малдер продолжал смотреть на Барнета.

А тот продолжал улыбаться. Потом взял в руки стакан с водой и сделал неторопливый глоток. Словно сидел за стойкой бара, словно не о нем секунду назад и говорили.

И тут на Малдера нашло.

— Барнет пристрелил Стива Уоленберга запросто и с удовольствием! — сказал он в микрофон, по-прежнему глядя на обвиняемого.

Сразу вскочил адвокат:

— Ваша честь, я возражаю!

— Возражение принимается, — сказала судья. — Свидетель, я лишаю вас слова!

Но Малдер ее не слышал. Он видел презрительную улыбку на лице обвиняемого, и эта улыбка действовала на него, как красная тряпка на быка.

— Стив Уоленберг был человек… У него было жена и двое маленьких детей, а ты…

Судья стукнула молотком:

— Свидетель! Пройдите на свое место! Немедленно!!!

—Ты убил его не колеблясь, как паршивую собаку! — голос Малдера задрожал от ненависти. — И потому сам должен сдохнуть как собака, сукин сын!!!

Адвокат взвился, словно его ужалила в задницу оса:

— Ваша честь, остановите его!

В зале поднялся шум. Кто-то крикнул:

— Правильно! Собаке собачья смерть!

Присяжные переглядывались между собой.

Судья принялась колотить молотком так, будто из стола перед ней вылез трехдюймовый гвоздь, представляющий непосредственную угрозу для ее жизни.

— Свидетель! Если вы не прекратите, я привлеку вас к ответственности за неуважение к суду! — Потом она повернулась к публике: — А если присутствующие не успокоятся, я прикажу очистить зал!

Стук молотка и крики привели Малдера в чувство. Он тряхнул головой, отодвинул микрофон и спустился со свидетельского места.

Барнет смотрел на него все с той же презрительной улыбкой.

Малдер прошел мимо, сел радом с Реджи.

— Ты что, с ума сошел? — сказал Реджи. — Что ты себе позволяешь?

Малдер не ответил — он смотрел на Барнета.

А тот, обернувшись, по-прежнему не сводил с него глаз. Потом негромко — между ними было не более шести футов — сказал:

— Я пришью тебя, малыш!

Барнет произнес эти слова спокойно, даже доброжелательно — словно поблагодарил друга за неоценимую помощь. Или пригласил его на ленч…

Но в сердце Малдера хлынула морозная волна страха. Потому что за спокойствием и доброжелательностью (как за единственной аляповатой декорацией — нищета захудалого провинциального театрика) пряталась самая настоящая, бесконечная и откровенная ненависть …

 

Деликатное покашливание оператора прервало воспоминания Малдер. Девушка вновь смотрела на него вопросительно. А с дисплея пялился очередной вариант Барнетовой физиономии.

— Мне нужны распечатки всех возможных трансформаций.

Малдер встал.

— Хорошо, — сказала оператор.

Открылась дверь, в лабораторию вошла Скалли.

Быстрый переход