. Вот только почему это Очкарик кромсает Джонни в одиночку? Где его свора?
Морда Очкарика все больше смахивала на крысиную. И Крэндолл понял, что пора уносить ноги. Откатился на полметра назад. Мясник тут же шагнул следом, по-прежнему держа перо наизготовку.
Сила солому ломит, дело известное… Крэндолл, вздохнув, бросил последний взгляд на Джонни. Экая корешу непруха вышла — перед коповскими пушками не согнулся, а концы отдал на мясницком столе от какой-то дрянной болячки!
И тут он увидел, как неподвижные гляделки Джонни ожили, медленно закрылись и снова открылись. Джонни моргнул, болт ему в задницу. Раз, и другой, и третий… Нет, рано ты, мясник, хавало вонючее, хоронишь Джонни! Джонни еще тебя перепрыгает!..
Но Очкарик уже оттеснил незваного гостя в коридор. Дверь закрылась. Щелкнул замок.
Крэндолл развернул коляску и покатил в свою палату. Ему было не по себе: он знал, что никогда уже не забудет увиденное в стенах мясницкой — вопли кореша, отхваченная по локоть окровавленная грабля. И неожиданно ожившие мертвые гляделки…
Штаб-квартира ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
День второй
Когда они вернулись в Штаб-квартиру, Малдер достал из сейфа «зиг зауэр 226».
— Что ты собираешься делать? — Скалли посмотрела на него с удивлением.
Малдер зарядил пистолет и начал пристраивать под левой мышкой кобуру.
— Могу сказать тебе, что я не собираюсь делать! Сидеть и ждать, пока Барнет еще кого-нибудь убьет и пришлет мне очередную любовную записку!
— Ты хочешь сказать, призрак Барнета?
Малдер фыркнул:
— Вот уж не думал, Скалли, что ты веришь в призраков…
Зазвонил телефон. Скалли сняла трубку:
— Алло. Да, минутку… — повернулась к Малдеру. — Это тебя…
Тот застегнул последнюю застежку, поправил кобуру и подошел к телефону:
— Малдер слушает…
— Фокс Малдер?
Голос звучал вкрадчиво и размеренно, и Малдер сразу узнал его.
— Это ты, Барнет?
Он включил магнитофон и показал Скалли рукой на дверь.
Скалли все поняла, сказал громким шепотом:
— Попробую засечь… — и стрелой вылетела за дверь.
— Похоже, ты удивлен… — голос в трубке по-прежнему был вкрадчивым и размеренным.
— А разве мне запрещено удивляться?
На той стороне телефонной линии усмехнулись:
— Удивляться не запрещено никому. А вот как насчет записи телефонных переговоров? Особенно если собеседник не давал на это разрешения… Ведь закон таков?
Донесся новый смешок.
— С того, что ты был бы не против разнюхать, откуда звонит Джон Барнет. И тебя обрадовало бы лишь одно известие — что он звонит с того света… Или я не прав?
Надо было дать Скалли как можно больше времени. И Малдер сказал:
— Касается ли тебя закон, еще неизвестно… В каком ты штате?
— В том же, что и ты. — В трубке опять усмехнулись. — Мы стояли в одной очереди за кофе сегодня утром. А вчера в одном магазине. Ювелирном…
Сердца Малдера коснулась холодная лапа. Как вчера, на стадионе…
— По-моему, ты врешь!
Теперь в трубке откровенно расхохотались.
— Малыш, я всегда и везде рядом с тобой, — вкрадчивость сменилась жестокостью. — Запомни — всегда и везде. Ты — мой, малыш!
Надо было тянуть время.
— А почему это я должен верить, что ты действительно Барнет?
— Ты ведь помнишь мои слова! — голос стал еще более жестким. |