Глава 8

Победы и отступления

На расстоянии в полсотни туазов краснели догорающими углями практически погасшие костры. Луна спряталась за тучи, не давая нормального освещения. Большинство караульных дремало в тишине ночи, не подозревая о разворачивающейся в цепь колонне солдат.

Офицер молча махнул рукой, опасаясь произвести шум. Множество людей зашагало вслед за ним, опустив штыки. Только скрип ремней и еле слышное дыхание раздавалось из рядов. Даже привычного топота не слышалось, люди стремились ступать насколько возможно тихо. На той стороне по-прежнему никто ничего не замечал, пока вооруженные люди не подошли вплотную. Лишь теперь раздался неуверенный оклик.

Солдаты дружно перешли на бег и ворвались в спящий лагерь, с ходу пронзая штыками тела и разбивая головы прикладами не успевшему очухаться врагу. Запоздалый выстрел часового уже не имел ни малейшего смысла. Даже выполнив долг и свалив одного из атакующих, он уже ничего не сумел изменить, погибнув моментально. В темноте, немного рассеявшейся из-за выглянувшей луны, очень быстро началась резня, а затем паника охватила только что спавших, и они бросились наутек, бросая оружие и все свое имущество при виде жутких синих мундиров.

— И чем эти лучше? — брюзгливо спросил майор Савуа у офицеров, когда те прибыли с докладом о результате ночного нападения.

Две с половиной сотни убитых, полторы пленных и не меньше семисот сбежало без штанов. Они, в свою очередь, потеряли четырех убитыми и трех ранеными.

— Федералы, Континентальная армия… Такое же скопище паршивых ублюдков, не выдерживающих melee. Попомните мое слово, война не протянется долго, еще один удар — и они просто разбегутся.

Присутствующие, еще не отошедшие от схватки и возбужденные, были в большинстве согласны с начальником. Впереди ждали легкие победы, тем более что среди местных жителей обнаружилось немало людей с республиканскими убеждениями. Некоторые даже вступали в армию. Все были уверены: стоит уничтожить Континентальную армию — и никаких препятствий к подчинению здешних колоний не ожидается.

— Говорят, генерал Эймс перед выступлением собрал своих солдат, — сказал капитан Жюинье, заработавший звание на полях сражения. До революции он был обычный рядовой и до сих пор не расстался с привычкой высказывать, что в голову взбредет, — и объявил, что в ближайшее время намерен повести их против численно превосходящего противника. Предложил всем, у кого истекает срок трехлетней службы, получить соответствующий документ об освобождении от армейской повинности. Никто не пожелал получить сомнительное свидетельство о трусости.

Он хотел сказать, что у Континентальной армии появилась своя профессиональная гордость и она перестала быть просто временным собранием людей, в любой момент готовых разойтись.

— Так они ее показали прямо сейчас! — рыкнул майор. — Герои на словах, чем эти лучше сдавшихся в укреплениях Манхэттена?

Хватило одного штурма, чтобы тамошние отряды, сидя в редутах, выбросили флаг капитуляции. Сдалось почти четыре тысячи человек при трехстах орудиях и немалых запасах, которые очень пригодятся группе вторжения. И стоило это тридцати девяти убитых и в два раза больше раненых. Ничтожные потери. Это уж не вспоминая обнаруженного в Новом Амстердаме прекрасного арсенала, годного для обеспечения армии. Нашлось и около трех тысяч хорошо подготовленных рабочих, желавших продолжать зарабатывать себе на жизнь, даже работая на французов.

— Этот Эймс, не имеющий не только образования вообще, но даже военного! Дутая величина.

Капитан Жюинье мысленно скривился. Он не любил пустых слов и людей, делящих заранее шкуру неубитого зверя. Только прибывшие войска достаточно долго отдыхали. Командование вынужденно пошло на этот шаг. В течение двух месяцев солдаты находились в тесных корабельных помещениях и нуждались в передышке.