|
. для меня же реальны только клизмы и естествен-ные надобности! без клизмы через две недели я бы помер… и они мне ее поставили, но такую горячую, что я орал как резаный… – А в Клюни? – Точно! точно! я стенаю, меня лелеют! Ну а вы-то, вы были в Клоно? А в Чаде?… вы там были в разгар боев? и в какой личине, мадам! Эти прокаженные! амебы! мухи цеце! повсюду буйволы! крокодилы! вампиры!.. А я вот, раз мы уж об этом заговорили, вас в Камеруне не встречал! Эти вундеркинды, любимчики! не со вчерашнего дня! с рождения! вы даже себе не представляете! в 17-м! вы еще не родились! хи! хи! хи! Сколько фрицев мы укокошили! 60 градусов на солнце! О-ля-ля, все в белых шлемах! Ко мне, Бобийо! Саворнян! Шануан! На помощь! Честь имею! Рио Криби, я совсем один! Бикобимбо! Если б я вам объявил все свои звания, все свои звания! которых больше нет! вы бы хлопнулись в обморок со стыда! да еще засунули кляп в пасть! у вас больше нет башки! я вам ее оторву! ваш столик! вместе с мраморной столешницей! Я разнесу «Кафе дю Коммерс»! вы прощаете мне мою злобу! какое лицемерие!.. Я из мистиков, которые не платят по счетам… «Неблагодарные» Дарио повсюду!.. Без Дарио ничего бы не было! торговцы в табачных лавках Ножен-сюр-Лиса… гром Господень, они восстали!.. Они мечут в вас молнии с высоких кафедр Судилищ!.. те, что были рады подметать терра-сы… официанты… подметальщики… мечтающие продавать пылесосы… стричь собак… нет больше кузенов Дожей, моя дорогая мадам! Они вас малость подозревают… они бунтуют! бара-баны бьют «общую тревогу»! башня!.. тысячи палачей! повсюду неблагодарные Дарио!.. «Рыца-ри Гордой свечи»… О, таинственный и ужасный культ!.. Я знаю один карьер по дороге в Мон-трей, где они «возжигают» свои свечи… молятся в полночь… произносят заклинания… они разоблачают Дарио… секундочку!.. его бюст, его усики… О тайный и ужасный культ! Тамплие-ры середины 20-го века!.. черт! я разболтался!.. я никогда не вернусь к своему рассказу!.. тем хуже!.. Но все-таки, может, вернемся?… – О, вас немедленно повесят! как если бы вы участвовали в возведении «Атлантического вала»… построили два-три аэродрома… вы могли бы ссылаться на Лаваля… но вы никого не предали, не продали… даже не подписали ни единого прошения? немного печатались в Zeitung? Никто вас не спасет! Я знаю, я знаю, что такое травля, я бывал на охоте, когда служил «кавалеристом»… «ату его, ату»… никто не бросится защищать оленя… чем яростнее его раздирают, тем изощреннее наслаждение, больше сотни собак его терзают, сердце колотится все неистовей, и это так волни-тельно! Ах, какая великолепная агония!.. – Не соблаговолите ли принять оленью ногу, Герцогиня? Вся Европа для меня – дикий лес, свора собак и загонщики… смотрите, вот доказательство – эти стены… эти всхлипы!.. а пастуший мотив! я хохочу! я лаю!.. если я не последую за ними галопом… звон колокольчи-ка! да! коровы! коровы! плачьте, оркестры! Я бы их, герцогинь, поднял на рога! сжечь, разо-рвать, да! кастрюля! смола! пусть их кипят! котелки! всё! – Он нас оскорбляет, этот верзила! разрезать его! на куски! пусть висит на крюке, пока не протухнет! Я вас слышу. – Посмотреть, как эта тухлятина шевелится! О, вы затыкаете нос, вам не нравится мой характер? Я не протухну так быстро… вы непра-вильно расценили мои прыжки! Намедни в санчасти практиканты тоже очень смеялись… просто так… но… что с них возьмешь, молодежь!. |
