— Бог его ведает, ваше величество.

— Вели, пожалуйста, в ордер баталии  не выводить и оставить в ретраншементе полки Лефортовский, Гренадерский, Ренцелев, Троицкий, Ростовский и Апраксина. Окромя этого, вели сделать убавку в полках, выходящих в ордер. В первую линию становятся первые батальоны, во вторую — вторые. И довольно. Иначе как бы Карлус не задал стрекача.

Едва приказ этот объявили в полках, как к царю явились делегаты от обиженных частей.

— Ваше величество, за что наказали нас, к баталии не пускают?

— Мы столько ждали, штыки наточили, а нас в ретраншемент. За что?

Царь был тронут этим порывом и счел нужным объяснить всем обиженным:

— Неприятель стоит близ лесу, и уже в великом страхе. Ежели вывести все полки, то, не дай Бог, и уйдет, того ради и учинили мы убавку, дабы через умаление привлечь неприятеля к баталии. А вам что? Разве худо будет своими очами зреть генеральную баталию? Сие лишь генералам позволяется да вот вам, — пошутил Петр.

Русские выстроились в линию перед ретраншементом, имея между полками сильную артиллерию, а на флангах кавалерию — на правом Боура, на левом кавалерию Меншикова, только что успешно завершившего в Яковецком лесу ликвидацию группы Шлиппенбаха и Розена.

Именно сюда, на левый фланг, в течение всего боя царь и пытался отозвать Меншикова, рвавшегося, вопреки плану и диспозиции, с ходу разгромить и разогнать шведов. Теперь, разгромив кавалерию Шлиппенбаха и пленив самого генерала, светлейший немного успокоился.

Когда же царь увидел, что русская линия все же длиннее шведской, он тут же приказал отвести с правого фланга от Боура в тыл шесть драгунских полков.

— Зачем? — удивился Шереметев. — Мы ж и так убавку сделали.

— А затем же, Борис Петрович, чтоб не отпугнуть шведов от баталии, понеже, увидя наш перевес, уклониться могут.

— Но солдаты дерутся лучше, если видят, что их больше над неприятелем. — Фельдмаршал взглянул на Репнина, словно призывая его в сторонники.

— Да, ваше величество, — подтвердил Репнин. — Надежнее иметь баталию с превосходным числом, нежели с равным.

— Нет, — покачал Петр головой. — Приспел час, братцы, побеждать и уменьем, нежели множеством.

Так генералы и не убедили царя, он приказал драгунские полки отвести ближе к полкам Скоропадского с повелением: «В баталию без моего личного указа не вступать».

Петром двигала не только боязнь упустить врага, но и желание проверить самым высоким и жестоким экзаменом выпестованную им армию, ее командиров и, наконец, самого себя, свой созревший и расцветший военный талант и мастерство.

Он любил делать все надежно, добротно. Как проверить эти качества у армии? Только в бою. В бою равном и открытом.

К девяти часам построение закончилось, и Петр, выехав перед пехотными полками, снял шляпу и заговорил зычно и взволнованно:

— Воины России, пришел час, который решает судьбу отечества. И не помышляйте, что идете в бой за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за отечество, за православную нашу веру и церковь. Не должна вас также смущать слава неприятеля, будто бы непобедимого, которой ложь вы сами своими победами над ним неоднократно доказывали. Имейте в сражении перед очами вашими правду и Бога, поборающего по вас. А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе для благосостояния вашего.

Закончив речь, Петр надел шляпу и, обернувшись, сказал фельдмаршалу:

— Господин фельдмаршал, вручаю тебе мою армию, изволь командовать и ожидать неприятеля на сем месте.