Изменить размер шрифта - +
Чтоб говорили собственное мнение.

Консилиум единогласно высказался за перенос десанта на будущее лето, поскольку начинались осенние штормы.

— Так я и знал, — хмурясь, говорил Петр. — Все будто сговорились. А вы как думаете, фельдмаршал?

— Я согласен с большинством, государь, — сказал Шереметев. — Ныне благоприятное время упущено, будем надеяться, в будущем, семьсот семнадцатом, году все же удастся высадиться, если, конечно, союзники не будут мешать.

После консилиума, оставшись наедине с царем, Шереметев спросил:

— Как будем с армией, государь? Уводим в Россию?

— Ни в коем случае, Борис Петрович. Уведем только корабли в Кроншлот. Стоит нам отсюда уйти, как Карл может снова высадиться на материк. У него уж там, в Шонии, говорят, сосредоточено около двадцати тысяч. А наши союзники надежны лишь тогда, когда мы у них за спиной. Не будет нас, они Карла впустят. В Дании уже сейчас шумят некоторые горячие головы, мол, надо вступать в союз со Швецией.

— Трудно будет с провиантом, ваше величество, да и с зимними квартирами тож.

— Что ж, мы зря, что ли, с Мекленбургом породнились, ставьте полки в их городах.

— Герцог вряд ли сему обрадуется.

— Я за племянницей дал ему хорошее приданое. Пусть терпит. Если б не мы, от его герцогства только б перья полетели.

После отъезда царя фельдмаршал отправил герцогу Мекленбургскому Карлу-Леопольду официальное письмо, в котором предложил расположить в его городах четыре русских полка и просил назвать, где это можно сделать. Но ответа так и не дождался.

Тогда, собрав генералитет, решили размещаться самостоятельно. И вскоре в ставке фельдмаршала появился граф Толстой.

— Борис Петрович, что ж вы так, не посоветовавшись, занимаете города, размещаете полки?

— Петр Андреевич, я писал герцогу с просьбой указать нам места для зимних квартир, он не ответил. Не могу же я год ждать решения. У меня солдаты под открытым небом.

— Но надо ж как-то согласовывать. Герцог жалуется, что по герцогству прошли и датчане и пруссаки и безденежно брали с населения провиант и что ныне оно столь обнищало, что уж ничьего присутствия не выдержит, не вытерпит.

— Нас вытерпит, Петр Андреевич, мы за все платить будем. Я, размещая солдат по квартирам, отпускаю им деньги для оплаты хозяевам постоя и стола.

— Ну ежели так, то это уже другой разговор.

Поговорили еще о том о сем, и тут Толстой под большим секретом сообщил Шереметеву:

— У государя неприятность: исчез наследник Алексей Петрович .

— Как «исчез»?

— Куда-то бежал.

— Давно?

— Еще в сентябре. Выехал сюда как будто к государю, но где-то свернул в сторону.

— Куда ж он мог?

— Найдут. Царевич не иголка, найдут. Государь уже разослал всем нашим представителям повеление узнавать, где Алексей может быть. Мне тоже пришло. Хотя я сомневаюсь, что Алексей кинется сюда.

— Почему?

— Да все эти короли царю в рот глядят, боятся его. Они Алексея сразу выдадут. Он скорей всего к родне мог убежать, в Вену. От нашего государя никто его в Европе не сможет заслонить, кроме императора. Помяни мое слово, он там обнаружится.

— Не позавидуешь Петру Алексеевичу — сын, наследник сбежал.

— В том-то и дело, что он от престола отказался на будущее. А потом, что случись, не дай Бог конечно, объявится и права свои предъявит как старший сын. А государь уж объявил наследником младшего сына, Петра Петровича . Это ж пахнет новой смутой на Руси.

— Да, пожалуй, вы правы, Петр Андреевич. Может, поэтому мне и ответа нет из Петербурга.

Быстрый переход