Изменить размер шрифта - +

     - Я говорил с Морли.
     - А, с Диком Морли. Ну и что он сказал?
     - Он сказал, что, если Вулф предлагает пари на десять тысяч долларов, другой стороне достаточно поставить против них одну тысячу.
     Я был так расстроен неудачей, что даже не улыбнулся остроумию Дика.
     - И после всего вы торчите здесь, вместо того чтобы схватить лопату и бежать на кладбище? Повторяю, от меня, а тем более от Вулфа, вы

ничего не добьетесь. Решайтесь или верните чек.
     Дервин печально вздохнул и откашлялся несколько раз.
     - Гудвин, - сказал он. - Я буду с вами откровенен. Я в полном отчаянии.
     Это не для огласки, Бен, но это так. Я не знаю, что делать. Разве вы не понимаете, что означает эксгумация и вскрытие тела Питера Оливера

Барстоу?
     - Ерунда. Можно выдвинуть десяток разных причин, почему это необходимо.
     - Возможно, я просто не способен это сделать. Я знаю эту семью и не могу этого сделать. Дозвониться Андерсону в Лейк-Плесид не удалось, я

буду звонить еще вечером, в шесть, во всяком случае, до семи. Если он выедет ночным экспрессом, завтра утром он будет здесь. Пусть сам решает.
     - Значит, сегодня не получится, - сказал я.
     - Да, сегодня это невозможно. Я не могу решать такие вопросы.
     - Ладно. - Я поднялся. - Позвоню Вулфу, спрошу, будет ли он ждать так долго. Если он согласен, я покидаю вашу глубинку. В таком случае,

позвольте забрать чек.
     Дервин вынул из кармана чек и отдал его мне.
     - Могу подвезти вас к участку, шеф, - предложил я Бену с улыбкой.
     - Поезжай, парень, поезжай.

Глава 5

     Вулф в тот вечер был воплощением такта и внимания. Я успел к ужину, но за столом он не позволил мне ни слова сказать о поездке в Уайт-

Плейнс.
     Впрочем, о серьезной беседе не могло быть и речи, ибо в это время Вулф обычно включал радиоприемник. Он любил говорить, что нынешний век -

это век домоседа. В прежние времена, удовлетворив страсть к познанию истории трудами Гиббона, Ренке, Тацита или Грина <Историки разных времен.>,

человек, чтобы узнать о своих современниках, отправлялся путешествовать. Ныне, когда надоедает читать мемуары римских императоров Гальбы или

Вителлия, можно, едва привстав в кресле, повернуть ручку радиоприемника. Передача, которую Вулф старался не пропустить, называлась "Веселые

парни". Почему она ему нравилась, убейте, я не смог бы вам сказать. Он слушал ее, сложив на животе руки с переплетенными пальцами, закрыв глаза

и как-то странно сжав губы, будто что-то держал во рту и вот-вот готов был выплюнуть. В такие часы я старался исчезнуть из дома - отправлялся на

короткую прогулку или что-нибудь в этом роде. Я предпочитал другие программы, а эта казалась мне порядком вульгарной.
     После обеда, когда мы перешли в кабинет Вулфа, я коротко рассказал ему о своей неудаче. Чертовски неприятно было извиняться, потому что в

таких случаях он всегда убивал меня своим великодушием, - он был уверен, что я сделал все возможное, но неблагоприятное стечение обстоятельств

оказалось сильнее нас, и все такое прочее. У меня создалось впечатление, что его мало интересовали как мой рассказ, так и мои извинения. Я

попробовал для затравки заставить его придумать, как побудить окружного прокурора все же пойти на пари, но Вулф остался равнодушен к моим идеям.
Быстрый переход